Письма шестидесятилетнего жизнелюбца   ::   Делибес Мигель

После этого письма все наконец осветилось, вещи обрели свой истинный облик. Боже, как я мог быть так слеп? Значит, Вы и Бальдомеро, Бальдомеро и Вы… Возможно ли? С каких пор? Как могло представиться такое моему бедному воображению? Теперь-то я начинаю понимать, все проясняется и встает на свои места: гепатит, тон последних писем, Ваше поведение в Мадриде… Разрозненные куски сошлись в картину. Вы пришли на свидание, намереваясь поставить меня в известность, но в последнюю минуту Вам не хватило мужества. Еще бы. Роль была так неприглядна и гнусна, что Вы не решились ее сыграть. А сегодняшнее письмо Бальдомеро, слащавое и вероломное, предназначено исправить Ваше упущение. Все теперь ясно, как Божий день, но как это гадко, сеньора! Чего ради спрашивали Вы сведений обо мне у Бальдомеро? Разве не получали их из первых рук, искренние и пунктуальные? Почему, Боже, слово Бальдомеро (в конце концов, такого же незнакомца для Вас) было надежней и верней моего? Вопросы, вопросы, вопросы! Но к чему ответы? Вещи говорят сами за себя. Бальдомеро, как и каждый год в это время, поехал в Кадис и остановился в Севилье, чтобы встретиться с Вами. Лучше говорить, чем писать; слова не оставляют следов, уносятся ветром. Письменное послание – предмет куда более тонкий, и Бальдомеро прекрасно это понимает. Один Бог знает, что наговорил он Вам обо мне! Впрочем, какое значение имеет это теперь? Едва увидевшись, вы почувствовали взаимное притяжение. Купидон пустил свою стрелу с севильской Хиральды.