Подполковник медицинской службы   ::   Герман Юрий Павлович

Может быть, это ему кажется, может быть, он еще ошибается, но Баркан уже не тот, каким был раньше. Он иначе разговаривает теперь и больше спрашивает, чем утверждает. Нет, извините, он не будет прощать и жалеть. Вот, например, Розочкин – вялый человек. Что может быть страшнее вялого человека? Ему, наверное, хочется лежать и перелистывать старый журнал, а вернее всего – ничего не хочется, и это тоже нельзя прощать, потому что вялость Розочкина не только его внутреннее качество, а качество и внешнее – касающееся всего госпиталя– вот как. Что ж, пожалеть и Розочкнпа?

В халате, с палкой он пришел к Розочкину и поболтал с ним минут десять. Розочкин сообщил, что у него тридцать семь и шесть.

– Да, у вас, видимо, насморк, – сказал Левин. – Полощите нос соленой водой. Мне это помогало.

Розочкин посмотрел на пего жалостно своими красивыми, томными глазами.

– А ложиться вам нельзя, – сказал Левин, – нельзя, товарищ Розочкин, нельзя, коллега.

Вы у нас один. Вы нам нужны. Да, вот так. До свидания, коллега.

И Розочкина он не пожалел. А Розочкину так хотелось полежать и почитать журнал. Это ведь очень приятно – полежать с маленьким гриппом, совсем маленьким, чтобы тепло было, уютно, – и почитать. И совсем даже не почитать, а полистать. И подремать.

Под лестницей его поймал майор Ватрушкин.

– А-а, – сказал Левин, – вот так встреча! Что вы тут делаете, старик? Почему вы в халате? Вас опять ранило?

– Подо мною снаряд разорвался, – сказал Ватрушкин и захохотал. – И лекпом наш отказывается лечить.