Покуда я тебя не обрету   ::   Ирвинг Джон

Уильям снял перчатки, поморщился от боли пару раз, но сыну помочь не позволил. Джек взял отца за руки — немного дрожат, словно от холода, а Джеку-то казалось, что в спальне жарко. Как искорежены костяшки, в самом деле, даже кольцо надеть нельзя, а надев, нельзя снять — впрочем, Уильям колец не носил. Узлы Гебердена оказались куда массивнее, чем Джек воображал.

— В остальном я в порядке, — сказал папа и положил руку на сердце. — Только здесь что-то не так, периодически. И здесь, — он поднес палец к виску, словно целился себе в голову из пистолета, и хитро улыбнулся. — А ты как?

— Я в порядке, — сказал ему Джек.

Глядишь, словно на самого себя — тот же Джек, только сидит на больничной кровати и одет в одежду, которую сам Джек никогда не станет носить. Точь-в-точь Джек, словно бы вчера заснул тридцати восьми лет от роду, а сегодня проснулся шестидесятичетырехлетним.

Уильям Бернс был худ, как многие музыканты. Выглядел скорее рокером, чем органистом, — длинные волосы, почти по-женски симпатичное лицо, вылитый лидер-певец или гитарист. Между тем он "клавишник", как говорила Хетер.

— Мы и правда идем сегодня в "Кроненхалле"? — спросил отец.

— Ну да, а что тут такого особенного?

— Ну что ты, там на стенах настоящие картины — Пикассо и тому подобное. В "Кроненхалле" был постоянный стол у самого Джеймса Джойса. И там вкусно готовят, — сказал Уильям. — Надеюсь, с нами не собирается доктор Хорват.