JК
Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том. 7 :: Гончаров Иван Александрович
Страница: 974 из 1003Она осталась как окаменелая потом проворно позвонила.
– Коляску мне! – сказала она вошедшей девушке, – и одеваться – я еду с визитами!
Райский вышел от нее, и всё вылетело у него из головы: осталась – одна «сплетня»! Он чувствовал в рассказе пьяной бабы – в этой сплетне – истину…
У него в руках был ключ от прошлого, от всей жизни бабушки.
Ему ясно всё: отчего она такая? откуда эта нравственная сила, практическая мудрость, знание жизни, сердца? отчего она так скоро овладела доверием Веры и успокоила ее, а сама так взволновалась? И Вера, должно быть, знает всё…
Образ старухи стал перед ним во всей полноте.
Думая только дать другое направление слухам о Вере, о себе и о Тушине, он нечаянно наткнулся на забытую, но живую страницу своей фамильной хроники, другую драму, не опасную для ее героев, – ей минула сорокалетняя давность, но глубоко поглотившую его самого.
Он понял теперь бабушку. Он вошел к ней с замирающим от волнения сердцем, забыл отдать отчет о том, как он передал Крицкой рассказ о прогулке Веры в обрыве и впился в нее жадными глазами.
– Борюшка! – с изумлением сказала она, отступая от него, – что это, друг мой, от тебя, как из бочки, вином разит…
Она посмотрела на него с минуту пристально, увидела этот его, вонзившийся в нее, глубоко выразительный взгляд, сама взглянула было вопросительно – и вдруг отвернулась к нему спиной.
Она поняла, что он узнал «сплетню» о ней самой.
– Коляску мне! – сказала она вошедшей девушке, – и одеваться – я еду с визитами!
Райский вышел от нее, и всё вылетело у него из головы: осталась – одна «сплетня»! Он чувствовал в рассказе пьяной бабы – в этой сплетне – истину…
У него в руках был ключ от прошлого, от всей жизни бабушки.
Ему ясно всё: отчего она такая? откуда эта нравственная сила, практическая мудрость, знание жизни, сердца? отчего она так скоро овладела доверием Веры и успокоила ее, а сама так взволновалась? И Вера, должно быть, знает всё…
Образ старухи стал перед ним во всей полноте.
Думая только дать другое направление слухам о Вере, о себе и о Тушине, он нечаянно наткнулся на забытую, но живую страницу своей фамильной хроники, другую драму, не опасную для ее героев, – ей минула сорокалетняя давность, но глубоко поглотившую его самого.
Он понял теперь бабушку. Он вошел к ней с замирающим от волнения сердцем, забыл отдать отчет о том, как он передал Крицкой рассказ о прогулке Веры в обрыве и впился в нее жадными глазами.
– Борюшка! – с изумлением сказала она, отступая от него, – что это, друг мой, от тебя, как из бочки, вином разит…
Она посмотрела на него с минуту пристально, увидела этот его, вонзившийся в нее, глубоко выразительный взгляд, сама взглянула было вопросительно – и вдруг отвернулась к нему спиной.
Она поняла, что он узнал «сплетню» о ней самой.