JК
Последние заморозки :: Пермяк Евгений Андреевич
Страница: 141 из 211Они, кажется, тоже волновались.
— А голосок у неё тот же. Как будто поёт по телефону, — рассказывал Иван Ермолаевич. — Весёлый голосок.
— Голос не волос, он не меняется, — заметила Степанида Лукинична. — А вот сама-то она какой стала?
Алексей смотрел на часы. Заглядывал в окно, вставая на стул, так как нижние стекла рам были заморожены. И вдруг кто-то бросил в стекло снежок.
— Ийя! Это Ийя!
Алексей побежал, чтобы встретить её у ворот. Но поздно, Ийя уже на пороге.
Она в беличьей серой шубке. Такой же серой, как и её большие глаза, сверкающие в окаймлении белых от мороза ресниц.
— Алёша! — зазвенел знакомый колокольчик. — Милый мой…
Мгновение — она у него на шее. Влага ли оттаявших ресниц или слезы радости сохнут на его лице? До этого ли теперь ему? Они встретились снова. И ни дед, ни бабка не мешают ему засыпать поцелуями её лицо и знакомые руки, обронившие на пол красные варежки.
Степанида Лукинична, не зная — радоваться, не зная — печалиться, смотрела на них из-за ситцевой занавески, а оробевший от буйства такой встречи Иван Ермолаевич спросил, чуть не подавившись своими словами:
— Ийя, а второй-то человек где?
А Ийя, не размыкая рук на шее Алексея, ответила:
— Я оставила его у тёти Кати в Челябинске. Там ему будет веселее.
— А голосок у неё тот же. Как будто поёт по телефону, — рассказывал Иван Ермолаевич. — Весёлый голосок.
— Голос не волос, он не меняется, — заметила Степанида Лукинична. — А вот сама-то она какой стала?
Алексей смотрел на часы. Заглядывал в окно, вставая на стул, так как нижние стекла рам были заморожены. И вдруг кто-то бросил в стекло снежок.
— Ийя! Это Ийя!
Алексей побежал, чтобы встретить её у ворот. Но поздно, Ийя уже на пороге.
Она в беличьей серой шубке. Такой же серой, как и её большие глаза, сверкающие в окаймлении белых от мороза ресниц.
— Алёша! — зазвенел знакомый колокольчик. — Милый мой…
Мгновение — она у него на шее. Влага ли оттаявших ресниц или слезы радости сохнут на его лице? До этого ли теперь ему? Они встретились снова. И ни дед, ни бабка не мешают ему засыпать поцелуями её лицо и знакомые руки, обронившие на пол красные варежки.
Степанида Лукинична, не зная — радоваться, не зная — печалиться, смотрела на них из-за ситцевой занавески, а оробевший от буйства такой встречи Иван Ермолаевич спросил, чуть не подавившись своими словами:
— Ийя, а второй-то человек где?
А Ийя, не размыкая рук на шее Алексея, ответила:
— Я оставила его у тёти Кати в Челябинске. Там ему будет веселее.