Последний день приговоренного к смерти   ::   Гюго Виктор

По этому вопросу можно многоесказать. А драма или роман отнюдь не убедительны. Кстати, я читал книжку. Плохо написана.

Элегический поэт. Отвратительно! Разве это можно назвать искусством? Это значит перейти все границы и лезть напролом. Если бы еще преступник был какой-нибудь известный. Ничуть не бывало. Что он сделал? Никто не знает. А вдруг это какой-нибудь отпетый мерзавец? Как можно заставлять меня заниматься кем-нибудь, кого я не знаю?

Толстый господин . Никто не имеет права навязывать читателю чисто физические страдания. Когда я смотрю трагедию со всякими смертоубийствами, меня это не трогает. Но от этой книжки у человека волосы шевелятся на голове и мороз подирает по коже, а потом всю ночь мерещатся кошмары. Я два дня был болен после того, как прочел ее.

Философ . Заметьте вдобавок, что это холодное, рассудочное литературное произведение.

Поэт . Литературное произведение!! Что вы!

Философ . Да, да. Но, как вы правильно изволили заметить, оно лишено подлинной художественности. Меня не волнует голая абстракция, идея в чистом виде. Я не вижу здесь личности, созвучной моей. А в самом слоге нет ни простоты, ни ясности. В нем чувствуется архаический душок. Ведь вы так и говорили?

Поэт . Ну, да, разумеется. Личности здесь ни к чему.

Философ . Приговоренный – совсем неинтересная фигура.

Поэт . Как он может кого-нибудь заинтересовать? Он совершил преступление и не раскаивается. Я бы написал совсем по-иному.