JК
Повесть о братьях Тургеневых :: Виноградов Анатолий Корнелиевич
Страница: 223 из 474Император уже не мечтает быть республиканским царем, уже и о конституции думать перестали. Аракчеев ведет линию на голое тиранство, и неизвестно, что будет завтра. А крестьян, даже государственных, то есть как будто защищенных от произвола помещиков, как скот перегоняют с места на место. Сколько народу недавно полегло при переселении крестьян новгородских и вологодских на Урал в распоряжение горнозаводчика Яковлева. Настоящие были сражения с окопами и редутами, с правильным ведением войны.
– Падение Сперанского и его казнь, – говорит Тургенев, – которая страшнее смерти, делает мало чести виновникам его возвышения и падения. Во всем этом деле нет ни осторожности, ни порядка.
– А я слышал, – сказал Куницын, – о шумном твоем успехе, уверяют, что ты прямой заместитель Сперанского.
Тургенев вздрогнул и нахмурился.
– Не собираю молву о себе, – сказал он. – И единственно из тревоги спрашиваю: что ты слышал?
– Да ведь ты третьего дня был на приеме у министра?
– Был. И вышел rempli d indignation [26] – сказал Тургенев, переходя на французский язык, так как позади скамейки появился тот же дядька, – исполненный презрения в отношении к тем, которые там рассуждали, и с горячим сожалением ко всей огромной массе населения, на которую распространяется влияние министров. Мне жаль миллионов людей. Чувствую тоску в сердце и стремление отдать за них все силы. Но все дело в том, что внутреннее управление государства в большом беспорядке и всего более заметен беспорядок в Петербурге.
– Падение Сперанского и его казнь, – говорит Тургенев, – которая страшнее смерти, делает мало чести виновникам его возвышения и падения. Во всем этом деле нет ни осторожности, ни порядка.
– А я слышал, – сказал Куницын, – о шумном твоем успехе, уверяют, что ты прямой заместитель Сперанского.
Тургенев вздрогнул и нахмурился.
– Не собираю молву о себе, – сказал он. – И единственно из тревоги спрашиваю: что ты слышал?
– Да ведь ты третьего дня был на приеме у министра?
– Был. И вышел rempli d indignation [26] – сказал Тургенев, переходя на французский язык, так как позади скамейки появился тот же дядька, – исполненный презрения в отношении к тем, которые там рассуждали, и с горячим сожалением ко всей огромной массе населения, на которую распространяется влияние министров. Мне жаль миллионов людей. Чувствую тоску в сердце и стремление отдать за них все силы. Но все дело в том, что внутреннее управление государства в большом беспорядке и всего более заметен беспорядок в Петербурге.