JК
Повесть о братьях Тургеневых :: Виноградов Анатолий Корнелиевич
Страница: 249 из 474Ни стрелять, ни колоть человека не буду в жизни.
– Слава богу, еще не уехал! – вдруг раздался голос. – Душа ты моя, голубчик ты мой, как же мое сердце изболелось! Я ведь уверен был, что едешь через неделю.
– А, вот подарок так подарок, – сказал Николай Тургенев.
Плача слезами привычного и сладкого умиления, Николай Михайлович Карамзин обнял Николая Тургенева и гладил его по плечу.
– Дорогой мой, как же я рад! – повторял он беспрерывно.
Николай Тургенев сел в экипаж. Дверцы захлопнулись. Кучер ударил. Скрипя по песку, завертелись колеса. Держась за ручку кареты, бежал Александр Тургенев, заглядывая в стеклянное окно. Тургенев, откинувшись в глубь сидения, не замечал брата. Карамзин сморкался в фуляровый платок и шарил в кармане, ища табакерку. Потом взял под руку вернувшегося Александра Тургенева, сказал:
– Поедем ко мне на петербургскую фатеру, а утром вместе махнем в Царское Село.
Взяли извозчика. Поехали на Кирочную.
С дороги Тургенев писал профессору Куницыну:
«Дорогой товарищ, любезный геттингенец, пишу тебе из самой что ни на есть глуши. Тяжко и одиноко в польских лесах. Вчерась понравилось мне крыльцо у одного из почтовых домов, подле которого растет дерево, дружелюбной старинной дуб, растущий тесно подле дома, словно охраняет его стражем, соединив свою судьбу с судьбою оного дома. Так думал я: неодушевленные предметы часто придают много прелести другим предметам: зла от них ожидать нельзя, как от людей.
– Слава богу, еще не уехал! – вдруг раздался голос. – Душа ты моя, голубчик ты мой, как же мое сердце изболелось! Я ведь уверен был, что едешь через неделю.
– А, вот подарок так подарок, – сказал Николай Тургенев.
Плача слезами привычного и сладкого умиления, Николай Михайлович Карамзин обнял Николая Тургенева и гладил его по плечу.
– Дорогой мой, как же я рад! – повторял он беспрерывно.
Николай Тургенев сел в экипаж. Дверцы захлопнулись. Кучер ударил. Скрипя по песку, завертелись колеса. Держась за ручку кареты, бежал Александр Тургенев, заглядывая в стеклянное окно. Тургенев, откинувшись в глубь сидения, не замечал брата. Карамзин сморкался в фуляровый платок и шарил в кармане, ища табакерку. Потом взял под руку вернувшегося Александра Тургенева, сказал:
– Поедем ко мне на петербургскую фатеру, а утром вместе махнем в Царское Село.
Взяли извозчика. Поехали на Кирочную.
С дороги Тургенев писал профессору Куницыну:
«Дорогой товарищ, любезный геттингенец, пишу тебе из самой что ни на есть глуши. Тяжко и одиноко в польских лесах. Вчерась понравилось мне крыльцо у одного из почтовых домов, подле которого растет дерево, дружелюбной старинной дуб, растущий тесно подле дома, словно охраняет его стражем, соединив свою судьбу с судьбою оного дома. Так думал я: неодушевленные предметы часто придают много прелести другим предметам: зла от них ожидать нельзя, как от людей.