JК
Раненый в лесу :: Залевский Витольд
Страница: 4 из 94 – Я пошла…
X = 2 = 7 – ничего – к = 7… Как найти к этому ключ? Он не понимал. Он жадно проглотил первые куски, но вдруг ощутил горько-соленый привкус, и с этой полынной горечью во рту посидел еще минуту, а потом встал, прошел к окну, распахнул его и выплюнул все за подоконник. За окном стояла уже глубокая ночь.
– Закрой окно, – донеслось до него сзади кряхтение старухи. – И чего открывать? И чего?
Он закрыл окно и вернулся к столу.
– Вам бы только разбойничать, – волновалась старуха. – Нема никого, нема…
Ему стало душно, он встал и быстро вышел из хаты.
Тишина поразила его. Ночь искрилась звездами. Июньская ночь, вся из теней деревьев, кустов и стен. Слышен был только привычный, уютный лай собак. Он присел на пороге дома, сердце его сжалось. Эта ночь, такая спокойная, отрицала прошедшие ночи, бросала им вызов. Пахло медом, полная луна висела в зените.
«Но это все неправда, – подумал он. – Те двое лежат недалеко, в километре отсюда. А может, именно тогда все и кончилось. Быть может, операция В (Ban-diten) завершена. Такая тишина… Безмолвие, равнодушное, как над чужой могилой…»
Он посмотрел на небо – оно было безоблачно, – прислушался…
* * *
Раненые лежали под елями на краю перелеска. То и дело кто-нибудь из партизан подходил к Веняве, наклонялся, всматривался в его лицо, покрытое запекшейся кровью. Глаза раненого закатились, в горле булькала кровь, воздух с хрипом и свистом вырывался через открытый рот.
X = 2 = 7 – ничего – к = 7… Как найти к этому ключ? Он не понимал. Он жадно проглотил первые куски, но вдруг ощутил горько-соленый привкус, и с этой полынной горечью во рту посидел еще минуту, а потом встал, прошел к окну, распахнул его и выплюнул все за подоконник. За окном стояла уже глубокая ночь.
– Закрой окно, – донеслось до него сзади кряхтение старухи. – И чего открывать? И чего?
Он закрыл окно и вернулся к столу.
– Вам бы только разбойничать, – волновалась старуха. – Нема никого, нема…
Ему стало душно, он встал и быстро вышел из хаты.
Тишина поразила его. Ночь искрилась звездами. Июньская ночь, вся из теней деревьев, кустов и стен. Слышен был только привычный, уютный лай собак. Он присел на пороге дома, сердце его сжалось. Эта ночь, такая спокойная, отрицала прошедшие ночи, бросала им вызов. Пахло медом, полная луна висела в зените.
«Но это все неправда, – подумал он. – Те двое лежат недалеко, в километре отсюда. А может, именно тогда все и кончилось. Быть может, операция В (Ban-diten) завершена. Такая тишина… Безмолвие, равнодушное, как над чужой могилой…»
Он посмотрел на небо – оно было безоблачно, – прислушался…
* * *
Раненые лежали под елями на краю перелеска. То и дело кто-нибудь из партизан подходил к Веняве, наклонялся, всматривался в его лицо, покрытое запекшейся кровью. Глаза раненого закатились, в горле булькала кровь, воздух с хрипом и свистом вырывался через открытый рот.