JК
Рассказы о наших современниках :: Авдеев Виктор Федорович
Страница: 58 из 152Перед открытой дверкой, в которую виднелись красные переливающиеся угли, во весь свой рост вытянулся Наль: видно, сытно поел. В углу у двери валялись кости копченой баранины, хлебная корка.
— Ты что же это, Налик, не идешь домой? — сказала Людмила Николаевна.
Пес глянул на хозяйку, перевел взгляд на жаркие угли, прижмурился — и не шевельнулся. Он знал, что в его комнате не топлено.
— Ну чего ж ты? — удивилась Людмила Николаевна. — Разнежился? Идем, идем, лентяй.
Пес замахал обрубком хвоста, поглядел на Юрмшера и не встал. Голос у Людмилы Николаевны дрогнул, когда она спросила:
— Остаешься?
Мориц Юрмшер с грязными сапогами лежал на диване и курил сигарету. Он не гнал собаку, охранник из нее был отличный. Людмила Николаевна стояла бледная, растерянная. Последнее, что ей было дорого в жизни, — собака, выкормленная ею и сыном с щенячьего возраста, сама уходила от нее. Она чувствовала на себе насмешливый взгляд обер-лейтенанта, уж он-то, конечно, ей не поможет. И тогда, охваченная гневом, возмущением против Наля, с которым она делила последний кусок, Людмила Николаевна сделала то, чего не позволяла себе раньше: пнула его ногой, замахнулась.
— А ну, сейчас же домой! Где мой ремень?
Пес вдруг оскалил свои длинные клыки, розовые в отблеске огня, и тихо, угрожающе зарычал. Шерсть его встала и почернела на загривке, уши были заложены назад, и лапы подобрались. Пораженная, не веря своим глазам, Людмила Николаевна отступила на шаг к двери.
— Ты что же это, Налик, не идешь домой? — сказала Людмила Николаевна.
Пес глянул на хозяйку, перевел взгляд на жаркие угли, прижмурился — и не шевельнулся. Он знал, что в его комнате не топлено.
— Ну чего ж ты? — удивилась Людмила Николаевна. — Разнежился? Идем, идем, лентяй.
Пес замахал обрубком хвоста, поглядел на Юрмшера и не встал. Голос у Людмилы Николаевны дрогнул, когда она спросила:
— Остаешься?
Мориц Юрмшер с грязными сапогами лежал на диване и курил сигарету. Он не гнал собаку, охранник из нее был отличный. Людмила Николаевна стояла бледная, растерянная. Последнее, что ей было дорого в жизни, — собака, выкормленная ею и сыном с щенячьего возраста, сама уходила от нее. Она чувствовала на себе насмешливый взгляд обер-лейтенанта, уж он-то, конечно, ей не поможет. И тогда, охваченная гневом, возмущением против Наля, с которым она делила последний кусок, Людмила Николаевна сделала то, чего не позволяла себе раньше: пнула его ногой, замахнулась.
— А ну, сейчас же домой! Где мой ремень?
Пес вдруг оскалил свои длинные клыки, розовые в отблеске огня, и тихо, угрожающе зарычал. Шерсть его встала и почернела на загривке, уши были заложены назад, и лапы подобрались. Пораженная, не веря своим глазам, Людмила Николаевна отступила на шаг к двери.