JК
Рисунки баталиста :: Проханов Александр Андреевич
Страница: 479 из 529Он старался запомнить блеск высоких окон, метущего улицу дворника, мигающий огонь светофора и ее, сидящую рядом, торопливо ему говорящую:
– Скажи, а там у тебя есть вентилятор, если такая жара?.. А ты бы не мог Вите отдельное письмо написать?.. А если я твою мать к моим старикам на лето, может, на несколько денечков и ты прилетишь?
– Что загадывать, – отвечал Астахов.
Она вдруг крепко сжала его локоть, вцепилась так, что стало больно, и сначала шепотом, а потом все громче, до крика, округлив глаза, пульсируя белым запрокинутым горлом, заговорила, заголосила:
– Не пущу!.. Никуда тебя не пущу!.. Не пущу тебя, не пущу!..
Он пробовал разжать ее руку, подхватить запрокинутую голову, бьющуюся о стенку автомобиля.
– Ну что ты, милая, что ты… Ну прошу тебя, успокойся…
Офицер на переднем сиденье удивленно на них оглянулся. Она смолкла, стихла, только крепко, не разжимая пальцев, держала его рукав.
Самолет стоял на полосе, и в него садились военные.
Он поднялся по трапу и смотрел в иллюминатор, как стоит она, машет, прикладывает пальцы к губам. Он чувствовал, как медленно, неуклонно его дух от нее удаляется, обращается в сторону утреннего желтоватого неба, куда должен взлететь самолет. И в душе, где только что пребывала она, ее близкий, любимый облик, возникали военные заботы и мысли. О постах охранения. О бетонке с колонной машин. О разговоре с начальником штаба.
Самолет покатил, и жена исчезла. Взмыл – и исчезла земля. Клубились внизу облака.
– Скажи, а там у тебя есть вентилятор, если такая жара?.. А ты бы не мог Вите отдельное письмо написать?.. А если я твою мать к моим старикам на лето, может, на несколько денечков и ты прилетишь?
– Что загадывать, – отвечал Астахов.
Она вдруг крепко сжала его локоть, вцепилась так, что стало больно, и сначала шепотом, а потом все громче, до крика, округлив глаза, пульсируя белым запрокинутым горлом, заговорила, заголосила:
– Не пущу!.. Никуда тебя не пущу!.. Не пущу тебя, не пущу!..
Он пробовал разжать ее руку, подхватить запрокинутую голову, бьющуюся о стенку автомобиля.
– Ну что ты, милая, что ты… Ну прошу тебя, успокойся…
Офицер на переднем сиденье удивленно на них оглянулся. Она смолкла, стихла, только крепко, не разжимая пальцев, держала его рукав.
Самолет стоял на полосе, и в него садились военные.
Он поднялся по трапу и смотрел в иллюминатор, как стоит она, машет, прикладывает пальцы к губам. Он чувствовал, как медленно, неуклонно его дух от нее удаляется, обращается в сторону утреннего желтоватого неба, куда должен взлететь самолет. И в душе, где только что пребывала она, ее близкий, любимый облик, возникали военные заботы и мысли. О постах охранения. О бетонке с колонной машин. О разговоре с начальником штаба.
Самолет покатил, и жена исчезла. Взмыл – и исчезла земля. Клубились внизу облака.