В объятиях Кали   ::   Мерфи Уоррен

Старик в ярко-желтом, “полуденном”, кимоно, украшенном вышивкой с изображением кротких “драконов жизни”, расписывал очередной плакат. Клоки седой бороды и пергаментно-желтая кожа. Его карие глаза лучились радостью.

— Ты ведь еще не подписал петицию? — спросил старик.

— Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь ее подписывать. Не могу.

— Теперь я это знаю. И еще знаю, что благодарность имеет свои пределы. Лучшие годы жизни прожиты впустую, все, что, отрывая от сердца, вложил я в это белокожее существо, пошло прахом. Ну, что ж, значит, я того стою.

— Папочка, — обратился Римо к единственному человеку в мире, которого мог назвать другом, — Чиуну, Мастеру Синанджу, последнему великому наемному убийце из Дома Синанджу, хранителю многовековой мудрости этого Дома, перешедшей теперь и к Римо, — не могу я подписать этот документ. Так я и сказал тебе еще до моего отъезда. И объяснил почему.

— Признаю, сказал, — согласился Чиун. — Но тогда под петицией стояла только моя подпись. Теперь же есть и другие. Наши ряды ширятся. Этот город, а потом и вся нация станут пионерами грандиозного начинания, вернув миру здравомыслие, а человечеству — справедливость.

— Что ты имеешь в виду, говоря о справедливости? — спросил Римо.

— Родоначальники нового движения всегда рассуждают о справедливости. Какое же это движение без призыва к справедливости?

— Но в данном-то случае разве речь идет о справедливости? — настаивал Римо.

— Вне всякого сомнения, — важно произнес Чиун.