JК
Секретный дьяк :: Прашкевич Геннадий Мартович
Страница: 48 из 124Сам Усатый со стены строго указывает: кто пьян напьется и во пьянстве зло учинит, того не то что простить, того даже особо наказать надобно, потому что пьянство, особо свинское, никому никогда извинять нельзя.
Без бога ни до порога.
И опять услышал:
– Молчи, дурак! – так громко, будто ему сказали.
Но сказали, понятно, не ему; сказали казаку, который, хватив из кружки, забубнил, горячась:
– Да сам я видел бумаги… Сам подавал бумаги в съезжую…
– Вот сам и попадешь в съезжую!
– Ну, кто богу не грешен, кто бабушке не внук?… – не унимался казак. – Я ведь чего хочу?…
– Ну?
– Одномыслия… Одиначества… Чтоб всем хорошо было…
– Ишь, чего задумал! А было такое на твоей памяти?
– Сам молчи! Не пестун ты мне! – возмутился казак. И опять выругался: – Пагаяро!
Иван опустил глаза.
За десятником в простом платье и его приятелем увиделось вдруг далекое, всплыло как из тумана – Сибирь… Казаки, похоже, бывалые… Вон портрет перед ними, а они, хоть и бритые, не боятся Усатого. Видели, небось, многое. Ходили по Сибири, может, встречали неукротимого маиора Саплина… Он не мог там не нашуметь…
Спросить разве?
Остановись, сказал себе, не гневи Бога.
И сам себе возразил: так праздник ведь! Самый распоследний голяк пенником угощается. Самого шведа побили, не малость! Мир! Двадцать один год сплошная война, а тут сразу мир! Как не выпить на радостях?
И еще подумал: много чудесного в мире. Вот ему, например, старик-шептун такое нагадал!… Может даже еще и сбудется, подумал весело, даже с некоторым внутренним бешенством. Это ведь только в канцелярии тишь.
Без бога ни до порога.
И опять услышал:
– Молчи, дурак! – так громко, будто ему сказали.
Но сказали, понятно, не ему; сказали казаку, который, хватив из кружки, забубнил, горячась:
– Да сам я видел бумаги… Сам подавал бумаги в съезжую…
– Вот сам и попадешь в съезжую!
– Ну, кто богу не грешен, кто бабушке не внук?… – не унимался казак. – Я ведь чего хочу?…
– Ну?
– Одномыслия… Одиначества… Чтоб всем хорошо было…
– Ишь, чего задумал! А было такое на твоей памяти?
– Сам молчи! Не пестун ты мне! – возмутился казак. И опять выругался: – Пагаяро!
Иван опустил глаза.
За десятником в простом платье и его приятелем увиделось вдруг далекое, всплыло как из тумана – Сибирь… Казаки, похоже, бывалые… Вон портрет перед ними, а они, хоть и бритые, не боятся Усатого. Видели, небось, многое. Ходили по Сибири, может, встречали неукротимого маиора Саплина… Он не мог там не нашуметь…
Спросить разве?
Остановись, сказал себе, не гневи Бога.
И сам себе возразил: так праздник ведь! Самый распоследний голяк пенником угощается. Самого шведа побили, не малость! Мир! Двадцать один год сплошная война, а тут сразу мир! Как не выпить на радостях?
И еще подумал: много чудесного в мире. Вот ему, например, старик-шептун такое нагадал!… Может даже еще и сбудется, подумал весело, даже с некоторым внутренним бешенством. Это ведь только в канцелярии тишь.