JК
Серапионовы братья :: Гофман Эрнст Теодор
Страница: 190 из 1423Я чувствовал, как поднималась и опускалась ее грудь, как овевало мои щеки ее сладкое дыхание! Я был вне себя, огонь пробежал по моим жилам - и я ее поцеловал!
- Ах, черт возьми! - вдруг закричал Александр, вскочив точно ужаленный и схватив себя за волосы.
- Стыдись, стыдись, женатый человек! - вступился Северин, усаживая его опять на стул. - Черт меня побери, если ты не влюблен в Полину по-прежнему. Стыдись, бедняга, согнутый под супружеское ярмо!
- Продолжай, - печально сказал Александр, - я приготовился услышать еще лучшие вещи.
- Из всего сказанного, - начал снова Марцелл, - вы легко можете представить, в каком я находился положении; миллион мучений терзали мое сердце! Я решился на героический поступок: осушить разом отравленный кубок и затем, убежав, кончить жизнь где-нибудь далеко от моей возлюбленной. Это иными словами значило, что я хотел признаться ей, во-первых, в любви, а затем, избегая встречи с нею до часа ее свадьбы, притаиться в этот день, как описано во многих романах, за одной из церковных колонн и, услышав роковое "да", грохнуться во весь рост на каменный пол, предоставя сострадательным гражданам вынести меня вон.
Проникнутый этой безумной мыслью, бегу я однажды утром в дом советника, застаю Полину одну в комнате и прежде, чем она успела испугаться моего дикого вида, бросаюсь к ее ногам, хватаю ее руки, прижимаю их к груди, признаюсь, что люблю ее до безумия, рыдая, называю себя несчастнейшим, приговоренным к горькой смерти человеком, так как она не может быть моею, отдав уже руку и сердце счастливому сопернику.
- Ах, черт возьми! - вдруг закричал Александр, вскочив точно ужаленный и схватив себя за волосы.
- Стыдись, стыдись, женатый человек! - вступился Северин, усаживая его опять на стул. - Черт меня побери, если ты не влюблен в Полину по-прежнему. Стыдись, бедняга, согнутый под супружеское ярмо!
- Продолжай, - печально сказал Александр, - я приготовился услышать еще лучшие вещи.
- Из всего сказанного, - начал снова Марцелл, - вы легко можете представить, в каком я находился положении; миллион мучений терзали мое сердце! Я решился на героический поступок: осушить разом отравленный кубок и затем, убежав, кончить жизнь где-нибудь далеко от моей возлюбленной. Это иными словами значило, что я хотел признаться ей, во-первых, в любви, а затем, избегая встречи с нею до часа ее свадьбы, притаиться в этот день, как описано во многих романах, за одной из церковных колонн и, услышав роковое "да", грохнуться во весь рост на каменный пол, предоставя сострадательным гражданам вынести меня вон.
Проникнутый этой безумной мыслью, бегу я однажды утром в дом советника, застаю Полину одну в комнате и прежде, чем она успела испугаться моего дикого вида, бросаюсь к ее ногам, хватаю ее руки, прижимаю их к груди, признаюсь, что люблю ее до безумия, рыдая, называю себя несчастнейшим, приговоренным к горькой смерти человеком, так как она не может быть моею, отдав уже руку и сердце счастливому сопернику.