Севастопольская страда. Том 2   ::   Сергеев-Ценский Сергей Николаевич

Но матрос, читавший по складам книжку, счел нужным вступиться за мальчугана:

— Это он сущую правду вам сказал, господин юнкирь: у него насчет наводки глаз такой вострый, что лучше даже и не надо!

— Сколькож ему лет? — удивился Витя.

— Двенадцать уж, — поспешно ответил за матроса мальчуган, но матрос погрозил ему пальцем:

— Николка, не ври! Вот же мальчишка какой вредный: что касается протчего, он не врет, а как спросят, сколько годов имеешь, ну, завсегда лишнее прибавит! Ему еще и одиннадцати нету, — я же это в точности знаю: на его крестинах был, а ему все хотится, чтобы поболе… Эх, Николка, Николка!

Николка же ничуть не устыдился, что его уличили, только качнул лихо головою в сторону такого памятливого книжника, потом отвернулся и независимо циркнул через зубы.

Другой матрос, приколотивший уже к тому времени набойку, натянувший сапог на расправленную портянку и поднявшийся, тоже счел нужным похвалить Николку:

— Он, Николка этот, повсегда отцу своему обедать приносил, господин юнкирь. Баловство, конешно, бабье, ну, все им корпится свое доказать, что ихний борщ не сравнить с казенным, какой дают… Ну, одним словом, забота, дескать, бабья об муже об своем… А она, забота эта, вышла ему гораздо хуже… В тую вон лощинку обедать он отошел, пообедал, все как следует, покрестился: «Вот, говорит, спасибо тебе, сынок, накормил свово батьку!» И только это шага на три отошел назад к батарее, а ядро, значит, вот оно! И сигнальный кричал — все честь честью было. Ну, что ты сделаешь, все одно как по нем пущено было, — враз на месте убило! Что твердости больше в себе имеет — ядро ли чугунное, или же голова?..