JК
Шампиньон моей жизни :: Эппель Асар
Страница: 1 из 19---------------------------------------------
Эппель Асар
Шампиньон моей жизни
Асар Эппель
Шампиньон моей жизни
Регине
Тут он достает перфорированную дольку пустой каймы марочного листа (они в клапане записной книжки, выпрошенные на почте околомарочные эти полоски), потом говорит: "Открой на "бэ"!", потом слюнявит полоску языком и притирает элегантным пальцем в мою записную книжку.
- Вот мы имеем телефон и когда звонить!
На вспухшей от слюнной влаги страничке приклеено:
"Матвей Аркадьевич. Пианист-аккордеонист. Звонить от и до. Спросить Матвея Аркадьевича, музыканта".
С туннельным грохотом приволокся приземистый поезд.
- Накрути мне! Любой репертуар! Как тогда!
За съехавшимися дверями взбудораженные глаза с наливной чернотой. "Не веришь? Но я сказал правду... Ну хорошо... Ну прибавил..."
Взгляд - как тогда. Он - как тогда. Но тут метро. Хотя и снова станция нашей с ним жизни.
А там всегда была свалка. Причем весенняя и необходимая мне снова. Там - двое смешных чудаков, не чаявших от нее избавиться.
Отчиститься и отмыться.
Он - побриться. Я уже - тоже. Но при чем тут побриться, если не следовало во что бы то ни стало уходить с нее, а следовало не угодить на другую - пожизненную? Мы же, умнейшие из людей, мы, дурачье, отвлеклись на мелочи, на задворочное суемудрие, на глубокомыслие напраслины ради.
И ошиблись в главном.
Эппель Асар
Шампиньон моей жизни
Асар Эппель
Шампиньон моей жизни
Регине
Тут он достает перфорированную дольку пустой каймы марочного листа (они в клапане записной книжки, выпрошенные на почте околомарочные эти полоски), потом говорит: "Открой на "бэ"!", потом слюнявит полоску языком и притирает элегантным пальцем в мою записную книжку.
- Вот мы имеем телефон и когда звонить!
На вспухшей от слюнной влаги страничке приклеено:
"Матвей Аркадьевич. Пианист-аккордеонист. Звонить от и до. Спросить Матвея Аркадьевича, музыканта".
С туннельным грохотом приволокся приземистый поезд.
- Накрути мне! Любой репертуар! Как тогда!
За съехавшимися дверями взбудораженные глаза с наливной чернотой. "Не веришь? Но я сказал правду... Ну хорошо... Ну прибавил..."
Взгляд - как тогда. Он - как тогда. Но тут метро. Хотя и снова станция нашей с ним жизни.
А там всегда была свалка. Причем весенняя и необходимая мне снова. Там - двое смешных чудаков, не чаявших от нее избавиться.
Отчиститься и отмыться.
Он - побриться. Я уже - тоже. Но при чем тут побриться, если не следовало во что бы то ни стало уходить с нее, а следовало не угодить на другую - пожизненную? Мы же, умнейшие из людей, мы, дурачье, отвлеклись на мелочи, на задворочное суемудрие, на глубокомыслие напраслины ради.
И ошиблись в главном.