JК
Синий шихан :: Федоров Павел Ильич
Страница: 92 из 562Доставил он меня сначала в какую-то китайскую фанзу, а там ихний лекарь дал мне хлеба с сырым мясом и свежую лошадиную кровь.
– И ты мог употреблять?
– Как молочко пил… Целебнейшее средство!
– Странный у тебя, Захар Федорович, скус… Ета надо иметь натуру… Ты, говорят, даже кобылятину с киргизами трескаешь?
– С превеликим удовольствием кушаю!
– Да ето же грешно!
– А вот отец Николай говорит, что лошадь самое чистое животное; куры, например, и свиньи черт знает в чем копаются…
– Отец Миколай, прости господи, сам бывший киргизец…
– Ну, это уж вы зря попрекаете, Гордей Севастьянович. Отец Николай такой же крещеный, как и мы с вами, и церковную службу знает превосходно.
– Он и трепака с казаками откалывает за мое почтение, ваш отец святой…
Сотский ввел в управление Петра Николаевича Лигостаева и Василия.
Увидев худого, желтолицего человека с гладко выбритой головой, Важенин, стараясь припомнить что-то, медленно поднялся и уперся руками в край стола.
Василий тоже измерял его зорким, упорным взглядом. Он сразу узнал казака.
– Здравствуй, Важенин, – раздельно проговорил Кондрашов. Печальная улыбка засветилась на его исхудалом лице, словно говоря: «Вот и встретились. Принимай незваного гостя».
Только сейчас, когда Важенин услышал этот голос, вгляделся в устремленные на него серые улыбчивые глаза, память воскресила вдруг темную маньчжурскую ночь и высокие стебли гаоляна, больно хлеставшие по раненым ногам.
– И ты мог употреблять?
– Как молочко пил… Целебнейшее средство!
– Странный у тебя, Захар Федорович, скус… Ета надо иметь натуру… Ты, говорят, даже кобылятину с киргизами трескаешь?
– С превеликим удовольствием кушаю!
– Да ето же грешно!
– А вот отец Николай говорит, что лошадь самое чистое животное; куры, например, и свиньи черт знает в чем копаются…
– Отец Миколай, прости господи, сам бывший киргизец…
– Ну, это уж вы зря попрекаете, Гордей Севастьянович. Отец Николай такой же крещеный, как и мы с вами, и церковную службу знает превосходно.
– Он и трепака с казаками откалывает за мое почтение, ваш отец святой…
Сотский ввел в управление Петра Николаевича Лигостаева и Василия.
Увидев худого, желтолицего человека с гладко выбритой головой, Важенин, стараясь припомнить что-то, медленно поднялся и уперся руками в край стола.
Василий тоже измерял его зорким, упорным взглядом. Он сразу узнал казака.
– Здравствуй, Важенин, – раздельно проговорил Кондрашов. Печальная улыбка засветилась на его исхудалом лице, словно говоря: «Вот и встретились. Принимай незваного гостя».
Только сейчас, когда Важенин услышал этот голос, вгляделся в устремленные на него серые улыбчивые глаза, память воскресила вдруг темную маньчжурскую ночь и высокие стебли гаоляна, больно хлеставшие по раненым ногам.