JК
Слово :: Эберс Георг Мориц
Страница: 289 из 308Ведь все же он твой сын… Он немного вспылил и…
Но Адам не дал ей договорить:
– Да, я знаю эту испанскую манеру, – кричал он, – творить насилие над женщинами! У меня нет сына Наваррете, или как там это чудовище именуется! Я мещанин, и у меня нет сына, который бы разгуливал в ворованных дворянских платьях. Я ненавижу его и всех убийц. Его нога пятнает мой дом. Вон, говорю я, а не то… Видишь этот молот?
Руфь удерживала старика, а Ульриху кивала головой, чтобы он уходил. Он закрыл глаза рукой и выбежал из дома.
Когда Адам остался наедине с Руфью, она схватила его за руку и воскликнула:
– Отец, отец! Ведь это твой единственный сын! А Спаситель велел нам любить даже врагов наших. А ты…
– Я ненавижу его, – сказал кузнец решительно. – Он причинил тебе боль?
– Нет, мне гораздо больнее твой гнев. Ты судишь его слишком строго. Он был отчасти прав, рассердившись на меня: ему показалось, что я оскорбила его мать.
Адам пожал плечами, а она продолжала:
– Бедная женщина умерла. Ульрих принес тебе ее обручальное кольцо; она никогда не расставалась с ним.
Кузнец вздрогнул, схватил золотое кольцо, посмотрел на вырезанный на нем год, сложил руки, как бы для молитвы, и сказал:
– Мертвым следует прощать…
– А живым, отец? Ты жестоко наказал Ульриха, а он вовсе не такой дурной человек. Если он опять придет…
– То мы опять укажем на дверь предводителю испанских убийц; а для раскаявшегося мещанского сына мой дом всегда будет открыт.
Тем временем Ульрих бесцельно бродил по улицам. Он был точно в угаре.
Но Адам не дал ей договорить:
– Да, я знаю эту испанскую манеру, – кричал он, – творить насилие над женщинами! У меня нет сына Наваррете, или как там это чудовище именуется! Я мещанин, и у меня нет сына, который бы разгуливал в ворованных дворянских платьях. Я ненавижу его и всех убийц. Его нога пятнает мой дом. Вон, говорю я, а не то… Видишь этот молот?
Руфь удерживала старика, а Ульриху кивала головой, чтобы он уходил. Он закрыл глаза рукой и выбежал из дома.
Когда Адам остался наедине с Руфью, она схватила его за руку и воскликнула:
– Отец, отец! Ведь это твой единственный сын! А Спаситель велел нам любить даже врагов наших. А ты…
– Я ненавижу его, – сказал кузнец решительно. – Он причинил тебе боль?
– Нет, мне гораздо больнее твой гнев. Ты судишь его слишком строго. Он был отчасти прав, рассердившись на меня: ему показалось, что я оскорбила его мать.
Адам пожал плечами, а она продолжала:
– Бедная женщина умерла. Ульрих принес тебе ее обручальное кольцо; она никогда не расставалась с ним.
Кузнец вздрогнул, схватил золотое кольцо, посмотрел на вырезанный на нем год, сложил руки, как бы для молитвы, и сказал:
– Мертвым следует прощать…
– А живым, отец? Ты жестоко наказал Ульриха, а он вовсе не такой дурной человек. Если он опять придет…
– То мы опять укажем на дверь предводителю испанских убийц; а для раскаявшегося мещанского сына мой дом всегда будет открыт.
Тем временем Ульрих бесцельно бродил по улицам. Он был точно в угаре.