Сочинения в четырех томах. Том 2   ::   Гиляровский Владимир Алексеевич

Просьбу показать ей Хитровку я все отклонял — не хотелось ее окунать в грязь, но, наконец, уступил. Она оделась в очень скромную шубку своей горничной, на голову дешевый шерстяной платок, а на ноги — валенки. Я решил ей только показать переписчиков. Пока мы шли рынком мимо баб, торгующих с грязными фонарями на столах разной «благоухавшей» снедью, которую пожирали оборванцы, она поражалась и ужасалась.

Да еще бы не ужасаться после ее обычной жизни в уютном флигельке! Как-то, во время революции, вспоминая прошлое, я написал Т. Л. Щепкиной-Куперник:

…Я помню милый уголок

На незабвенной Божедомке!

Мускат-Розе, ликер, медок,

Икра и сайки на соломке.

Кипит веселый самовар,

До света тихие беседы,

Шумит поэзии угар —

Живой магнит для непоседы…

Вот развеселый день Татьян.

Скромна мечтательная Чайка[1] [1 Роксанова — первая Чайка в первую постановку пьесы. Ее очень хвалил А. П. Чехов],

Проникновенная Терьян

И именинница хозяйка… и т. д.

И тут:

— Иди, на грош горла отрежу!

— Тухлая!

— А тебе за семитку-то с лимоном?.. Дальше пьяная ругань и драка…

В трактире «Каторга» — драка. Кого-то вышибают за дверь. Звон стекол… вопли о помощи…

Мы исчезаем в темном проходе, выбираемся на внутренний двор, поднимаемся во второй этаж — я распахиваю дверь в № 6-й. Пахнет трущобой.