JК
Стихийный дух :: Гофман Эрнст Теодор
Страница: 46 из 60Я волновался при малейшем прикосновении каждой хорошенькой женщины и чувствовал, как щеки мои покрывала горячая краска стыда...
Случай снова привел меня в столицу. Я встретился там с графиней фон М., любезнейшей, красивейшей и притом кокетливейшей женщиной, из всех сиявших тогда в Б-ских кружках. Она обратила на меня свои взгляды, и настроение, в котором я находился, легко помогло ей завлечь меня в свои сети и под конец довело даже до того, что я открыл графине без утайки всю мою душу и даже показал ей сокровенное изображение, которое носил на груди.
- И что же, - перебил друга Альберт, - она не посмеялась над тобой и не назвала тебя одураченным мальчиком?
- О нет, - продолжал Виктор, - ничего подобного. Графиня выслушала меня с серьезностью, которая отнюдь не была свойственна ей, и когда я кончил свой рассказ, она стала заклинать меня со слезами на глазах отказаться от дьявольского искусства О'Маллея. Пожимая мои руки, заглядывая в мои глаза с выражением нежнейшей любви, она говорила о темной жизни адептов кабалистики с таким знанием дела, с такой основательностью, что я был немало этому удивлен. Но мое удивление достигло высшей степени, когда она стала называть майора безбожным, ужасным предателем за то, что, хотя я ему спас жизнь, он желал заманить меня к погибели при посредстве своего черного искусства.
Случай снова привел меня в столицу. Я встретился там с графиней фон М., любезнейшей, красивейшей и притом кокетливейшей женщиной, из всех сиявших тогда в Б-ских кружках. Она обратила на меня свои взгляды, и настроение, в котором я находился, легко помогло ей завлечь меня в свои сети и под конец довело даже до того, что я открыл графине без утайки всю мою душу и даже показал ей сокровенное изображение, которое носил на груди.
- И что же, - перебил друга Альберт, - она не посмеялась над тобой и не назвала тебя одураченным мальчиком?
- О нет, - продолжал Виктор, - ничего подобного. Графиня выслушала меня с серьезностью, которая отнюдь не была свойственна ей, и когда я кончил свой рассказ, она стала заклинать меня со слезами на глазах отказаться от дьявольского искусства О'Маллея. Пожимая мои руки, заглядывая в мои глаза с выражением нежнейшей любви, она говорила о темной жизни адептов кабалистики с таким знанием дела, с такой основательностью, что я был немало этому удивлен. Но мое удивление достигло высшей степени, когда она стала называть майора безбожным, ужасным предателем за то, что, хотя я ему спас жизнь, он желал заманить меня к погибели при посредстве своего черного искусства.