JК
Святая Русь. Книга 2 :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 338 из 446И Витовт, в простой одежде и потому незаметный, подслушал, стоя под лестницей, как рослый красавец Сендзивой из Шубина, славный тем, что на одном из турниров, выезжая раз за разом, побил всех немецких рыцарей-соперников, усмехаясь в пышные седые усы, выговорил с сытою усмешкой:
— Ну, за все это можно было сделать королем литовского простака!
Дружный поощрительный хохот шляхтичей был ему ответом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Русичи, из которых никто толком не понимал, гости они тут или пленники, поспели в Краков как раз к коронации Владислава-Ягайлы, назначенной на воскресенье, четвертого марта.
В пути насмотрелись всякого. Непривычен был шипящий польский язык, с трудом понимаемый московитами, непривычны были бритые бороды, кунтуши и жупаны шляхтичей, непривычны гербы на воротах поместий, непривычно родство по гербу, к которому можно было, оказывается, приписаться людину совсем иного рода, хотя в шумных попойках и в щедром гостеприимстве поляки отнюдь не уступали русичам. Тратиться на снедь и ночлег от польского рубежа и до Кракова им почти не приходилось.
Княжич Василий совался всюду. Изумила виселица во дворе одного замка.
— И вешают?
— А коли заслужит хлоп… — неохотно процедил сквозь зубы сопровождавший русичей шляхтич. Помолчав и сплюнув, вопросил: — У вас, штоль, не так?
— У нас татебный суд принадлежит князю! — твердо отверг Василий. — Покрал там — иное што — вотчинник судит, а убийство коли али казнить кого
— в смерти и животе един князь волен!
— В Литве вон князь прикажет: вешайся, мол, и сами вешаются! — пан явно не хотел допустить никакого урона для Польши.
— Про Литву сами ведаем! — с легкою заносчивостью отозвался Василий и умолк.
— Ну, за все это можно было сделать королем литовского простака!
Дружный поощрительный хохот шляхтичей был ему ответом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Русичи, из которых никто толком не понимал, гости они тут или пленники, поспели в Краков как раз к коронации Владислава-Ягайлы, назначенной на воскресенье, четвертого марта.
В пути насмотрелись всякого. Непривычен был шипящий польский язык, с трудом понимаемый московитами, непривычны были бритые бороды, кунтуши и жупаны шляхтичей, непривычны гербы на воротах поместий, непривычно родство по гербу, к которому можно было, оказывается, приписаться людину совсем иного рода, хотя в шумных попойках и в щедром гостеприимстве поляки отнюдь не уступали русичам. Тратиться на снедь и ночлег от польского рубежа и до Кракова им почти не приходилось.
Княжич Василий совался всюду. Изумила виселица во дворе одного замка.
— И вешают?
— А коли заслужит хлоп… — неохотно процедил сквозь зубы сопровождавший русичей шляхтич. Помолчав и сплюнув, вопросил: — У вас, штоль, не так?
— У нас татебный суд принадлежит князю! — твердо отверг Василий. — Покрал там — иное што — вотчинник судит, а убийство коли али казнить кого
— в смерти и животе един князь волен!
— В Литве вон князь прикажет: вешайся, мол, и сами вешаются! — пан явно не хотел допустить никакого урона для Польши.
— Про Литву сами ведаем! — с легкою заносчивостью отозвался Василий и умолк.