Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

— А где мне прикажешь быть?

— Ну-у!…

— Хотел ходить в больших начальниках, дак теперь…

— Мнехарчей нужно.

— Нехай тебе подают в другом месте. Говорю, ступай прочь!

Можно представить, что почувствовал после этого комиссар. Он вытер брызнувшие слезы и повернул с братова двора.

В последней хате из окна на улицу выглянула старуха:

— Ты что это, Павлович, ходишь, будто неприкаянный, и не страшишься? — спросила.

— Есть хочу, — пожаловался он, как бывало в детстве, когда отбрасывались и не принимались в расчёт более серьёзные причины.

— А что у брата? Нет никого?

— Нет, — солгал он.

— Ну, тогда заходь ко мне. Покормлю.

Баранов плохо знал эту старую женщину, ведь явился не в родную деревню, не туда, где родился; Архип жил здесь в примаках и не каждый год наведывался домой — то на шахты ездил вместе с другими фартовыми мужиками, то лёгкого заработка искал на стороне. Понятно, что и Степану не часто доводилось бывать здесь. Как говорится, раз в год по обещанию. Но каким-то образом запомнился он этой женщине, запал ей в память, и вот теперь она узнала его.

Комиссар был рад, что старуха не чуждалась его и в расспросы не вдавалась, ей довольно было услышать, что у брата никого на этот раз не оказалось, и она поверила.

Хата её была хоть и старая, не ровесница ли хозяйке, однако поштукатурена и побелена внутри, — прямо светлица! Особенно украшало её множество висевших на образах и прямо на стене вышитых полотенец, словно на выработку их пошла вся жизнь старухи.