Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

Её понадобилось сегодня немало: пришлось поить лошадей — ещё раз Шарейкову, потом и комендантову, которую на ночь тоже поставили под поветь. Ноконец он отёр руки о промокшую на боках стёганку, вошёл в хату и тихо, чтобы не особо слышали, улёгся на топчан. Тело его сегодня было тяжёлым, как после долгой дороги, хоть на самом деле не много он за целый день наработал.

В печке пылали берёзовые дрова, и с другой половины хаты, где расположились теперь Масей, Острашаб и немец, умеющий делаться незаметным, казалось, что его и нет в доме, доходил яркий отблеск пламени, который не перебивала и керосиновая лампа — её тоже зажгли сегодня ради гостей.

— История человечества, — внушал Масею ровным голосом Острашаб, — как раз и началась с жертвований, когда люди стали приносить на алтарь своим богам всякие дары, начиная от животных и кончая плодами. И не потому, что наши далёкие предки очень уж усердствовали перед богом. Нет, это пошло не от искренней веры или благодарности.

Страх заставил человека вскоре принести тому же идолищу, на тот же алтарь или, как говорят, теперь, — на жертвенник, и самого себя. Думал, что за счёт ближнего своего откупится от бога, спасётся. И не заметил, как цепочка этих жертв постепенно сделалась бесконечной. Особенно с того времени, как начались войны.

Зазыбе было слышно через отворённую дверь, что Масей в ответ засмеялся. И сказал:

— Гм, по-твоему выходит, что все в жизни давно обусловлено и оправдано. Но долго ли будет тянуться это жертвование?

— Об этом, считай, и сам всевышний не знает.