Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

Усаживаясь на новом месте, Шпакевич подивился лосёнку, тоже пришедшему следом за ними:

— Глянь-ка, малый зверь, а понимает, что к чему, льнёт как к родному. — Помолчал, поглядел на Чубаря и заговорил совсем о другом: — Значит, ты, Родион, опять дома?

— Вроде, так.

— А разве нет?

— Ну…

— Ах да! Я и забыл, что ты неженатый, не заимел своего дома. А теперь, вижу, и казённый потерял. На нелегалку перешёл?

— Похоже на это.

— А я вот все время топаю, как говорится, с востока на запад, перебираюсь из одного района в другой и думаю про себя, чтобы не сглазить, может, повезёт вот так до Припяти добраться, своих в Мозыре застать. Во сне их часто вижу.

Ещё когда они стояли на увале друг против друга, Чубарь успел окинуть взглядом Шпакевича. Кажется, особых перемен в нем не произошло. В минуты раздумий он все так же сдвигал свои выгоревшие брови, на одной из которых не зарастала знакомая проплешинка, оставшаяся от давнего, считай, ещё детского приключения. По-прежнему через плечо у него висел наган в брезентовой кобуре. И только большие тёмные глаза, которые когда-то, при первой встрече, ласково глянули па Чубаря, — да, ласково, иначе не скажешь, — казалось, затаили за это время в своей глубине беспощадность и насторожённость.

Но все тем же дрожащим тенорком говорил Шпакевич о своих—о жене и сыне, которому не было и шести.