Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

Пока Сидор Ровнягин стоял у окна, Карханов не мог рассмотреть его, лампа слабо освещала лицо, даже краем колпака отбрасывала тень. Теперь дело иное — теперь они сидели друг против друга, и Карханову ничто не мешало смотреть на этого человека. Заурядное крестьянское лицо, несколько мясистое, с седой, почти белой щетиной — не иначе как брился через день или через два. Карханов заметил, что теперь мужики, которые остались в оккупации, старались реже бриться, запуская неопрятные бороды, наверно, чтобы нарочно выглядеть старше своего возраста. Зато глаза у Сидора были приметные, хотя над ними нависали припухлые веки, и поглядывал он поэтому как-то искоса. О таких глазах местный люд обычно говорил — не нашенские, то ли монгольские, то ли татарские.

С той самой минуты, как они с Чубарем вошли в этот дом, Карханов почувствовал на себе словно вспоминающий что-то взгляд Ровнягина. В первые минуты это было понятно — хозяин присматривается к пришедшим. Но постепенно тайное, а то и открытое разглядывание стало раздражать Карханова. И когда гречневой каши съедено было вдосталь (опростать этакий горшок им вдвоём все-таки не удалось), Карханов открыто спросил:

— Что присматриваетесь, Сидор Корнеич? Иль узнаете?

Ровнягин поморгал уставшими веками и, наугад кладя круглую деревянную ложку на стол, сказал:

— Ага, хочу вот узнать.

— А не напрасно, Сидор Корнеич?

— Может, и напрасно. Но сходство все-таки есть.

— С кем?

— С одним человеком.

— С каким же?

— Ну, с тем, кого когда-то доводилось встречать.