Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

— Значит, в Москве надумали теперь немца бить сзади и спереди?

— Выходит, так. И оттуда, и отсюда. А вы сомневаетесь?

— Сомневаться я не сомневаюсь. Но прикидываю, сколько на это на все нас понадобится.

— Много, Сидор Корнеич, много.

— Дак вы с этим и меня агитировать пришли?

— Как вам сказать, — засмеялся Карханов, — и с этим и не с этим. А сколько вам лет?

— За пятый десяток… А вам?

— Оба мы старые. Я — с девяносто восьмого.

— Ну, не такой уж старый. В самый раз. Это мы тут в деревне старимся раньше времени, а у тебя ещё вид молодецкий.

— Но на пенсии побывал уже.

— Что так?

— Так получилось.

— Ай хворый?

— И хвороба привязалась.

— А теперь, значит, снова воевать?

— Снова, Сидор Корнеич, снова! Сам попросился в строй.

— Вижу, хромаешь на одну ногу? Давняя рана, ай теперь попало?

— Теперь.

Ровнягин покачал головой:

— А все-таки, почему ко мне? Чем я полезным могу быть партизанам? За теми, кто помоложе, мне сдаётся, не угнаться?

— Правда, за теми, кто помоложе, не угнаться, — безжалостно подтвердил Карханов. — Да и зачем. Молодые пускай своё дело делают, а для старых иное занятие будет. Недаром же говорят, что и в старой печи, если подкинуть берёзовых дров охапку, сильный огонь занимается.

— Эту байку, — усмехнулся Ровнягин, — не иначе сами старики и придумали. Тешат себя, что и они ещё на что-то способны, чего-то стоют.