Тьма в конце туннеля   ::   Нагибин Юрий

Я могу еще много говорить о ней: о ее поразительной ручной умелости, она умела руками все - шить, вышивать, делать шляпы, починить любой испорчен-ный прибор, о ее уме и остроумии, собачьем нюхе на людей. Но и это еще не все. Она была чудовищной врушкой - и для дела, и совершенно бескорыстно. Последнее преобладало. Приведу один лишь пример. Я приехал поздравить Лелю с днем рождения, она ждала к ужину школьных подруг. Я спросил об одной из них, с чудными ореховыми волосами и странным именем: Марыся. Леля на мгновение задумалась, лицо ее опечалилось, на ресницу набежала слеза. "Очень плохо. Не спрашивайте. Она в сумасшедшем доме". "Боже мой, а есть надежда?" - "Увы... Она ест собственный кал". Леля чуть не плакала. Дернула же меня нелегкая завести этот разговор в день ее рождения! Я подыскивал слова для утешения, но тут в дверь позвонили, пришла Марыся. Оживленная, радостная, вокруг румяного лица метались легкие ореховые волосы. "Надеюсь, она не переела, у вас же ужин", - прошипел я в лицо Леле. Та сделала губами - пр! - и развела руками: мол, бывает. Зачем она наврала? Ей показалось, что наша короткая встреча слишком пресна, не останется в памяти. Возможно, она недавно читала о Мопассане в сумасшедшем доме. У него есть запись: "Господин Мопассан превратился в свинью", сделанная в коротком просветлении, когда несчастный обнаружил, что он делает то самое, в чем Леля обвинила Марысю. Леля казалась смущенной, но не пристыженной.