JК
Тайна римского саркофага :: Кузнецов Афанасий Семенович
Страница: 29 из 206Он заткнул уши и опрокинулся навзничь, подложив под голову березовое полено.
А над лагерем стояла светлая осенняя ночь, на холодном небе без облаков перемигивались звезды, от небольшой речки тянуло прохладой…
Так началась вторая жизнь Алексея Кубышкина.
Эта жизнь была похожа на бредовый кошмар.
«Бежать! Во что бы то ни стало! Бежать и снова в бой!»
Только эта упрямая, не покидавшая Кубышкина мысль давала ему силы, чтобы жить.
От голода, холода и побоев люди с каждым днем теряли силы и умирали. Тысячи пленных лежали прямо на холодной земле. На них кишели скопища паразитов. Стаи голодных крыс нападали на ослабевших.
Лагерь был превращен в гигантскую камеру пыток и страданий. Попадая сюда, человек терял имя и получал номер.
У слабых опускались руки, сильные боролись…
Когда военнопленных выгоняли из конюшен получать отваренные капустные листы и кусочек хлеба, в котором торчали древесные опилки, многие не могли дойти до кухни. Фашист толстый, как пивовар, смеясь, гремел черпаком.
– Кушай, русс швайн! Суп гут, – приговаривал он и разливал вонючую баланду.
Ему подставляли кто котелок, кто каску, а кто и… ботинок.
Суточный рацион состоял из двухсот граммов суррогатного хлеба (мякина и древесные опилки) и котелка жидкости.
Получившие свою долю сидели поодиночке и группами на холодной земле хмурые, молчаливые и торопливо и жадно хлебали деревянными ложками.
Пленных трудно было принять за бывших солдат и офицеров.
А над лагерем стояла светлая осенняя ночь, на холодном небе без облаков перемигивались звезды, от небольшой речки тянуло прохладой…
Так началась вторая жизнь Алексея Кубышкина.
Эта жизнь была похожа на бредовый кошмар.
«Бежать! Во что бы то ни стало! Бежать и снова в бой!»
Только эта упрямая, не покидавшая Кубышкина мысль давала ему силы, чтобы жить.
От голода, холода и побоев люди с каждым днем теряли силы и умирали. Тысячи пленных лежали прямо на холодной земле. На них кишели скопища паразитов. Стаи голодных крыс нападали на ослабевших.
Лагерь был превращен в гигантскую камеру пыток и страданий. Попадая сюда, человек терял имя и получал номер.
У слабых опускались руки, сильные боролись…
Когда военнопленных выгоняли из конюшен получать отваренные капустные листы и кусочек хлеба, в котором торчали древесные опилки, многие не могли дойти до кухни. Фашист толстый, как пивовар, смеясь, гремел черпаком.
– Кушай, русс швайн! Суп гут, – приговаривал он и разливал вонючую баланду.
Ему подставляли кто котелок, кто каску, а кто и… ботинок.
Суточный рацион состоял из двухсот граммов суррогатного хлеба (мякина и древесные опилки) и котелка жидкости.
Получившие свою долю сидели поодиночке и группами на холодной земле хмурые, молчаливые и торопливо и жадно хлебали деревянными ложками.
Пленных трудно было принять за бывших солдат и офицеров.