JК
Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) :: Симонов Константин Михайлович
Страница: 158 из 834Он выскочил, не думая, как ему быть дальше, но, увидев у крыльца «эмку» и дремавшего в ней шофера, мгновенно решился: семь бед – один ответ!
– Поехали! – беря себя в руки, спокойно сказал он шоферу. – Полковой комиссар приказал вам съездить со мной в Одессу.
Когда Левашов выскочил из комнаты, Бастрюков хотел крикнуть, задержать его, вообще сделать что-то – он еще сам не знал что, но и голос и силы отказали ему. За окном зафырчал мотор, и Бастрюков услышал, как отъехала машина.
– Сиротин!.. – заорал он, только в эту секунду наконец освободившись от оцепенения. – Сиротин!
В дверях появился ординарец. Он испуганно смотрел в перекошенное лицо Бастрюкова.
– Где вы были?
– Здесь, в той комнате, вздремнул немножко, товарищ полковой комиссар.
Бастрюков окинул взглядом ординарца, увидел красную полосу на его щеке и понял, что тот говорит правду, – он спал и ничего не слышал. Посмотрев на стол с пустой водочной бутылкой и остатками ужина, потом еще раз на ординарца и поняв всю абсолютную невозможность без вреда для себя официально донести о случившемся, Бастрюков подумал о Левашове с тяжелой беспощадной ненавистью и, вытащив из кармана платок, вытер холодный пот.
18
Всю дорогу до госпиталя Левашов торопил шофера.
– Поехали! – беря себя в руки, спокойно сказал он шоферу. – Полковой комиссар приказал вам съездить со мной в Одессу.
Когда Левашов выскочил из комнаты, Бастрюков хотел крикнуть, задержать его, вообще сделать что-то – он еще сам не знал что, но и голос и силы отказали ему. За окном зафырчал мотор, и Бастрюков услышал, как отъехала машина.
– Сиротин!.. – заорал он, только в эту секунду наконец освободившись от оцепенения. – Сиротин!
В дверях появился ординарец. Он испуганно смотрел в перекошенное лицо Бастрюкова.
– Где вы были?
– Здесь, в той комнате, вздремнул немножко, товарищ полковой комиссар.
Бастрюков окинул взглядом ординарца, увидел красную полосу на его щеке и понял, что тот говорит правду, – он спал и ничего не слышал. Посмотрев на стол с пустой водочной бутылкой и остатками ужина, потом еще раз на ординарца и поняв всю абсолютную невозможность без вреда для себя официально донести о случившемся, Бастрюков подумал о Левашове с тяжелой беспощадной ненавистью и, вытащив из кармана платок, вытер холодный пот.
18
Всю дорогу до госпиталя Левашов торопил шофера.