Триптих   ::   Ардов Михаил

Она очень хорошая регентша была и на фисгармонии бесподобно играла. Только уж она взяла подвиг юродства зимой и летом босая ходила и в бане не мывалась. Как раньше чистоту любила, так тут залюбила грязь. И двадцать лет в церковь не ходила и не причащалась. А прозорливая была, вот как Манечка. Вот загореться у нас диаконову дому. Смотрим, за неделю до пожару матушка Таисия, босая, подолом снег к дому этому таскает да и стены снегом обваливает. Да и приговаривает: "Таскайте! Таскайте! Все таскайте! - а никого с ней и нет. - Валите, валите снегу-то". А через неделю этот дом и загорелся. А потом наш корпус желтый тоже горел. Это аккурат на Николу. Тоже она за неделю снег таскает... А тут уж в Сохоти, у нас в монастыре, вшивики эти жили. Три фисгармонии у нас забрали, а к ним и подойти у них никто не умеет. И у матушки Таисии в келье стояла фисгармония. И вот она два года еще к ним ходила играть. Они ее ждали даже. Уж она в Яковцеве живет, придет - босая. А они: "Идите, идите, там отперто". Она садится и целый день играет. А они соберутся и слушают. Так целый день у них и играет. Утром в Сохоть уйдет, а вечером домой прибежит. Ей уж поди было лет восемьдесят. А тут заболела она и перед смертью говорит "Мне надо исповедоваться и пособороваться". А хозяйка ее Анна Матвеевна говорит: "Какого тебе батюшку позвать?" - "Меня, - говорит, - наш Митенька пособорует..." (Отец Димитрий ведь у нас в монастыре рос, сын диакона.) Анна Матвеевна бежит ко мне в Грамотино: "Матушка Таисия заболела да зовет отца Димитрия" Пришли мы с ним.