В круге первом (том 1)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Климентьев опять раскаивался, что проявил доброту, и почти решил найти повод придраться и запретить свидание этому наглецу, который не стыдится своего положения преступника, а даже как бы упивается им. - Внимание! - сурово заговорил он, и семеро заключенных и семеро надзирателей повернулись в его сторону. - Порядок известен? Родственникам ничего не передавать. От родственников ничего не принимать. Все передачи только через меня. В разговорах не касаться: работы, условий труда, условий быта, распорядка дня, расположения объекта. Не называть никаких фамилий. О себе можно только сказать, что все хорошо и ни в чем не нуждаетесь. - О чем же говорить? - крикнул кто-то. - О политике? Климентьев даже не затруднился на это ответить, так это было явно несуразно. - О своей вине, - мрачно посоветовал другой из арестантов. - О раскаянии. - О следственном деле тоже нельзя, оно - секретное, - невозмутимо отклонил Климентьев. - Расспрашивайте о семье, о детях. Дальше. Новый порядок: с сегодняшнего свидания запрещаются рукопожатия и поцелуи. И Нержин, остававшийся вполне равнодушным и к шмону, и к тупой инструкции, которую знал, как обойти, - при запрещении поцелуев почувствовал темный взлет в глазах. - Раз в год видимся... - хрипло выкрикнул он Климентьеву, и Климентьев обрадованно довернулся в его сто[267] рону, ожидая, что Нержин выпалит дальше. Нержин почти предуслышал, как Климентьев рявкнет сейчас: - Лишаю свидания!! И задохнулся. Свидание его, в последний час объявленное, выглядело полузаконным и ничего не стоило лишить...