Страница:
502 из 503
Онаопять была наедине со своей честной тяжестью. По-прежнему еле тлел волосок лампочки. Волоча, как бремя, ноги по полу, Надя пересекла комнату, в кармане шубы нашла вторую папиросу, дотянулась до спичек и закурила. В отвратительной горечи папиросы она нашла удовольствие.. От неумения закашлялась. На одном из стульев, проходя, различила бесформенно-осевшую шинель Щагова. Как он из комнаты бросился! До того испугался, что шинель забыл. Было очень тихо, и из соседней комнаты по радио слышался, слышался... да... листовский этюд фа-минор. Ах, и она ведь его играла когда-то в юности - но понимала разве?.. Пальцы играли, душа же не отзывалась на это слово - disperato - отчаянно... Прислонившись лбом к оконному переплету, Надя ладонями раскинутых рук касалась холодных стекол. Она стояла как распятая на черной крестовине окна. Была в жизни маленькая теплая точка - и не стало. [413] Впрочем, в несколько минут она уже примирилась с этой потерей. И снова была женой своего мужа. Она смотрела в темноту, стараясь угадать там трубу тюрьмы Матросская Тишина. Disperato! Это бессильное отчаяние, в порыве встать с колен и снова падающее! Это настойчивое высокое ре-бемоль - надорванный женский крик! крик, не находящий разрешения!.. Ряд фонарей уводил в черную темноту будущего, до которого дожить не хотелось... Московское время, объявили после этюда, шесть часов вечера. Надя совсем забыла о Щагове, а он опять вошел, без стука. Он нес два маленьких стаканчика и бутылку.
|< Пред. 499 500 501 502 503 След. >|