В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Как ты ее понимаешь? Легко говорилось! Иннокентий как привычное свободно формулировал такое, до чего без диалога никогда недоходила надобность: - Я так понимаю: трагическая война. Мы родину отстояли - и мы ее потеряли. Она окончательно стала вотчиной Усача. - Мы уложили, конечно, не семь миллионов! - торопился и дядя. - И для чего? Чтобы крепче затянуть на себе петлю. Самая несчастная война в русской истории... И опять - о Втором съезде советов: он был от трехсот совдепов из девятисот, он не был полномочен и никак не мог утверждать Совнарком. - Да что ты говоришь?.. Уже по два раза "спокойной ночи" сказали, и дядя спрашивал, оставить ли дверь открытой, душновато, - но тут про атомную бомбу почему-то всплыло, и он вернулся, шептал яро: - Ни за что сами не сделают! - Могут и сделать, - чмокал Иннокентий. - Я даже слышал, что на днях будет испытание первой бомбы. - Брехня! - уверенно говорил дядя. - Объявят, а - кто проверит?.. Такой промышленности у них нет, двадцать лет делать надо. Уходил и еще возвращался: - Но если сделают - пропали мы, Инок. Никогда нам свободы не видать. Иннокентий лежал навзничь, глотал глазами густую темноту. - Да, это будет страшно... У них она не залежится... А без бомбы они на войну не смеют. - Но и никакая война - не выход, - возвращался дядя. - Война - гибель. Война страшна не продвижением войск, не пожарами, не бомбежками - война прежде всего страшна тем, что отдает все мыслящее в законную власть тупоумия... Да впрочем, у нас и без войны так. Ну, спи. Домашние дела не терпят небрежения: на завтра к [85] своим чередным добавились обойденные сегодня.