В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

А? Иннокентий, признайся - Эпикура исповедуешь? Невозможно было даже в шутку назвать члена всесоюзной коммунистической партии - младо-гегельянцем, нео-кантианцем, субъективистом, агностиком или, упаси боже, ревизионистом. Напротив, "эпикуреец" звучало так безобидно, что вовсе не мешало человеку быть правоверным марксистом. Тут и Радович, любовно знавший всякую подробность из жизни Основоположников, не преминул вставить: - Что ж, Эпикур - хороший человек, материалист. Сам Карл Маркс писал об Эпикуре диссертацию. На Радовиче был вытертый полувоенный френч, кожа лица - темный пергамент на колодке черепа. (Выходя же на улицу, он до последней поры надевал буденновский шлем, пока не стала задерживать милиция.) Иннокентий горячел и задорно оглядывал этих ничего не ведающих людей. Какой был смелый шаг - вмешаться в борьбу титанов! Любимцем богов он казался себе сейчас. И Макарыгин, и даже Словута, которые в другой момент могли вызвать у него презрение, сейчас были ему по-человечески милы, были участниками его безопасности. - Эпикура? - с посверкивающими глазами принял он вызов. - Исповедую, не отрекаюсь. Но я, вероятно, вас удивлю, если скажу, что "эпикуреец" принадлежит к числу слов, не понятых во всеобщем употреблении. Когда хотят сказать, что человек непомерно жаден к жизни, сластолюбив, похотлив и даже попросту свинья, говорят: "он - эпикуреец". Нет, подождите, я серьезно! - не дал он возразить и возбужденно покачивал пустой золотой фужер в тонких чутких пальцах.