В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

В раствор двери, отклоняя коридорного, проник смуглый лихой (где набирали этих гвардейцев? для каких тягот?) старшина сголубыми погонами и, сверяясь с бумажкой, спросил: - Фамилия? - Володин. - Имя-отчество? - Сколько раз можно? - Имя-отчество? - Иннокентий Артемьич. - Год рождения? - Девятьсот девятнадцатый. - Место рождения? - Ленинград. - С вещами. Пройдите! И пошел вперед, условно щелкая. На этот раз они вышли во двор, в черноте крытого двора опустились еще на несколько ступенек. Не ведут ли расстреливать? - вступила мысль. Говорят, расстреливают всегда в подвалах и всегда ночью. В эту трудную минуту пришло такое спасительное возражение: а зачем бы тогда выдавали три квитанции? Нет, не расстрел еще! (Иннокентий еще верил в мудрую согласованность всех щупалец МГБ друг с другом.) Все так же щелкая языком, лихой старшина завел его в здание и через темный тамбур вывел к лифту. Какая-то женщина с кипой выглаженного серовато-желтова[353] того белья стояла сбоку и смотрела, как Иннокентия вводили в лифт. И хотя эта молодая прачка была некрасива, низка по общественному положению и смотрела на Иннокентия тем же непроницаемым, равнодушно-каменным взглядом, как и все механические кукло-люди Лубянки, но Иннокентию при ней, как и при девушках из камер хранения, приносивших розовую, голубую и белую квитанцию, стало больно, что она видит его в таком растерзанном и жалком состоянии и может подумать о нем с нелестным сожалением. Впрочем, и эта мысль исчезла так же быстро, как и пришла. Все равно ведь - "хранить вечно!"... Старшина закрыл лифт и нажал кнопку этажа - но номеров этажей не было обозначено.