В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Сколько мужчин и женщин он почасту встречал многими годами, дружил, делил удовольствия- а тверской дядюшка из смешного домика, два дня виденный, был ему тут, на Лубянке, самый нужный. Изо всей жизни - главный человек. Чуть похаживая в тупичке на семь ступней, Иннокентий старался больше вспомнить, что говорил ему тогда дядя. Вспоминалось. Но лезло почему-то: "Внутренние чувства удовольствия и неудовольствия суть высшие критерии добра и зла". [365] Это - не дядя. Это - глупое что-то. Ах, это Эпикур, вчера понять не мог. А сейчас ясно: значит, то, что мне нравится - то добро, а что не нравится мне - то зло. Например, Сталину приятно убивать - значит, для него это добро? А нам сесть в тюрьму за справедливость не приносит же удовольствия, значит - это зло? И как мудро кажется, когда этих философов читаешь на воле! Но сейчас добро и зло для Иннокентия вещно обособились и зримо разделились этой светло-серой дверью, этими оливковыми стенами, этой первой тюремной ночью. С высоты борьбы и страдания, куда он вознесся, мудрость великого материалиста оказалась лепетом ребенка, если не компасом дикаря. Загремела дверь. - Фамилия? - круто бросил еще новый надзиратель восточного типа. - Володин. - На допрос! Руки назад! Иннокентий взял руки назад и с запрокинутой головой, как птица пьет воду, вышел из бокса. Почему любовь к родине надо распростра...?

94

А на шарашке тоже было время завтрака и утреннего чая.