Вечерний спутник   ::   Газданов Гайто

{* Когда затихнешь ты в безмолвии суровом

Под черным мрамором, угрюмый ангел мой,

И яма темная, и тесный склеп сырой

Окажутся твоим поместьем и альковом,

И куртизанки грудь под каменным покровом

От вздохов и страстей найдет себе покой,

И уж не повлекут гадательной тропой

Тебя твои стопы вслед вожделеньям новым,

Поверенный моей негаснущей мечты,

Могила - ей одной дано понять поэта!

Шепнет тебе в ночи: "Что выгадала ты,

Несовершенная, и чем теперь согрета,

Презрев все то, о чем тоскуют и в раю?"

И сожаленье - червь - вопьется в плоть твою.

(Ш. Бодлер. Посмертные угрызения. Пер. А. Эфрон)}

- Да, вы правы, - сказал он, - почему же мне всегда казалось, что было в этом стихотворении нечто мажорное?

Он задумался и сказал, улыбнувшись:

- Да, конечно, - и это потому, что в ту минуту, когда мы его читали, мы были счастливы.

Он в первый раз за все время употребил это выражение- "Мы были счастливы". Я сбоку быстро посмотрел на него: он сидел, запахнувшись в пальто, сложив свои неподвижные руки в перчатках на коленях, грузно оседая на подушки автомобиля и глядя перед собой своими ужасными, пустыми глазами.

----

Мы ехали обратно трое суток, останавливались много раз и приехали в Париж поздним июльским вечером. Перед тем как выйти из автомобиля, он взял мою руку, подержал ее несколько секунд и коротко меня поблагодарил; мне показалось, что он думал о другом в это время. Я отвел машину в тот же гараж, из которого ее взял, и вернулся, наконец, домой, где за это время не произошло никаких изменений. А через три дня в вечерних газетах снова было напечатано жирным шрифтом, что с моим спутником случился второй припадок. На этот раз всем было ясно, что жизнь его кончена.

Он умер на следующую ночь после жестокой агонии. Я не был на его похоронах, это казалось мне ненужным.