Византийская тьма   ::   Говоров Александр

Зато Теотоки, эта глазастая Теотоки!

Закончив обход и судилище, Манефа уселась сооружать прическу. Дом Хирурга был все-таки невелик, в нем не предусматривалось специального помещения для парикмахерских таинств, как в иных чертогах власти. Потому прически делались здесь в атриуме под журчанье фонтана.

Прислужницы Хриса и Бьянка не спеша подкручивали крашеные локоны Манефе, вставляя между ними искусственные куафюры, конструируя таким образом нечто напоминающее Сциллу и Харибду.

Раб же преданный Иконом, успевший к завтраку переодеться во все свежее — он был записной франт, — продолжал с хозяйкой обсуждать проблемы домоводства.

— Кучер плохо стал сечь! — гневалась матрона. — Слабо, нерадиво! Поставь-ка кого-нибудь помоложе. А лучше всего на большом рынке есть артель, откуда нанимают сечь рабов. Ты пойми, на одной дисциплине сколько я теряю… Люди перестали бояться!

Манефа наклонила голову вслед за ловкими пальцами девушек, подбирающих ее локоны.

— А осел, осел как?

— Плох осел… — осторожно доложил Иконом. — Не встает осел…

— Да что ж это такое… — расстроилась Манефа. — Ни в чем порядка нет!

— Мы уж и бабку-угадку звали… Тарантула, говорит, он проглотил, не иначе.

Манефу всю трясло от возмущения.

— А господин Ласкарь, тот, из Пафлагонии, он еще не приходил?

Иконом специально вызвал привратника, чтобы одному не нести ответственности за бесчисленные беспорядки.