Византийская тьма   ::   Говоров Александр

Сикидит, доверяя все слугам, выкресывал огонь сам, растапливал очаг, обновлял лампадки.

— Патер имон, — послышался его страстный беззубый шепот. — О эн той уранойс…

И Денис понимал все дословно: «Отче наш, иже еси на небеси…» И от реальности происходящего он даже зажмурился, чтобы не видеть всей этой археологической роскоши двенадцатого века. А он-то мечтал закончить через недельку-другую раскопки эргастирия чародея, вскрыв последнюю камеру, чуланчик. И возвратился бы домой, и написал бы диссертацию, и поехал бы в Стамбул, куда уж давно приглашают его местные археологи…

А там бы, глядишь, и белокурая Светка Русина закончила свой истфак. Хотелось выть и кататься по мерзким овчинам.

Хозяева уловили такое настроение пленника, и перед Денисом над решеткой замаячили их сочувственные лица — ястребиное старца Сикидита, дремучее Пупаки, веснушчатое слуги Костаки. Даже долгоносый абориген в вязаной шапочке оторвался от скворчащей козлятины, чтобы сочувственно повздыхать над Денисом за решеткой. Ничего, мол, обойдется как-нибудь!

Но ничто само собой не обходилось. Пришел степенный бородач в шляпе конусом, долго толковал с Сикидитом о снаряжении корабля до самой столицы, чтобы и продовольствия хватило, и снасти были бы крепкие и паруса. Так и хотелось треснуть его по конусообразной башке с этими разговорами!

Явился и некий тип, как глиста, угодливый, со шкодливыми глазами, — сказался учеником чародея.