Византийская тьма   ::   Говоров Александр

Десятки настороженных глаз следили за нею, какие-то чумазые исаврянки нянчили голых младенцев. Под аркой бывшего триклиния тряслась рука, словно козлиная лапа:

— Ми-илостыньку, пожа-алуй!

Вот и белая с медным кольцом дверь ее девичества. Потянула за кольцо и будто открылся аквариум, заповедник зелени и солнечных зайчиков.

— Эй, ты кто? — закричал грубый бабий голос. — Закрой дверь с обратной стороны!

Женщина в широченных юбках, поставив таз на ее детский коврик, распаривала себе мозоли.

— Ты-то кто? — переспросила Теотоки, вложив в эти слова столько презрения, на сколько была способна.

Как объяснишь ей, что в этой тесненькой кувикуле с розочками на карнизе осталась лучшая часть ее еще такой короткой жизни! И Теотоки молча смотрела на нее.

Неведомая захватчица закричала первая. Ее трясло и трепыхало все крупнее — она припадочная, успела подумать Теотоки.

— А-а? Так это ты по проволоке ходишь, римская стерва? А я, всю жизнь свою труженица, мне негде голову приклонить!

Тут и Теотоки испытала ненависть ни с чем не сравнимую, невыносимую, сжигающую дотла.

Маркитантка чем-то ударила ее так, что боль ослепила и оглушила, а Теотоки, в свою очередь, захватила ногтями ее теплую шею и принялась кромсать. Обе медленно повалились на пол и покатились в густой, вонючей жиже.

В отчаянии прыгал гном Фиалка, и дука Мурзуфл стоял, опустив свой хлыстик, потому что, где дерутся две женщины, целая армия бессильна.