JК
Византийская тьма :: Говоров Александр
Страница: 609 из 743В доме по-прежнему никто не спит: от привратника до кухонного мужика, но никто не решается пойти открыть, хотя стук все настойчивее и сильней.
— Пойди, открой, — велит принцесса Лизоблюдке.
— Ой, нет, ой, нет, — трепещет наперсница. — А вдруг это не он, а какой-нибудь мурин запечный?..
Тогда Эйрини поднимается с коврового ложа о двенадцати подушек, ей дают пергаменный фонарик со свечой и она, охая и плача, спускается по парадному мрамору под аккомпанемент требовательного стука. Железки запора гремят, к ним прислушивается присмиревшая челядь, свирепый ветер давит на дверь, не дает ее распахнуть. Наконец дверь открылась и стало видно, что это все-таки — он!
— Ангелочек! — принцесса уронила пергаменный фонарик и некоторое время во тьме слышались только мужской и женский плач и нежные поцелуи. — Как же это ты?
— Все погибло! — беспечно говорит князь флота. — И корабли и всё… Я бежал сюда целые сутки!
Хотелось бы тут рассказать, как в особняке на улице Виглы уныние сменилось ликованием, как слуги собрали завтрак — они по-своему любили беззлобного Ангелочка. Как сам Мисси откупорил печать на амфоре хиосского — черт с ним, с флотом! Как, может быть, губастенькая Лизоблюдка, взяв флейту, завела: «По траве, по траве, по зеленой мураве», а незадачливый адмирал, подняв свою Иру за бледную руку, начал с ней выписывать курбеты босиком…
Но ничего подобного, к сожалению, не произошло. Эйрини была более даже царевной, чем ее папаша царем, в ней кипела кровь неукротимых Комнинов.
— Пойди, открой, — велит принцесса Лизоблюдке.
— Ой, нет, ой, нет, — трепещет наперсница. — А вдруг это не он, а какой-нибудь мурин запечный?..
Тогда Эйрини поднимается с коврового ложа о двенадцати подушек, ей дают пергаменный фонарик со свечой и она, охая и плача, спускается по парадному мрамору под аккомпанемент требовательного стука. Железки запора гремят, к ним прислушивается присмиревшая челядь, свирепый ветер давит на дверь, не дает ее распахнуть. Наконец дверь открылась и стало видно, что это все-таки — он!
— Ангелочек! — принцесса уронила пергаменный фонарик и некоторое время во тьме слышались только мужской и женский плач и нежные поцелуи. — Как же это ты?
— Все погибло! — беспечно говорит князь флота. — И корабли и всё… Я бежал сюда целые сутки!
Хотелось бы тут рассказать, как в особняке на улице Виглы уныние сменилось ликованием, как слуги собрали завтрак — они по-своему любили беззлобного Ангелочка. Как сам Мисси откупорил печать на амфоре хиосского — черт с ним, с флотом! Как, может быть, губастенькая Лизоблюдка, взяв флейту, завела: «По траве, по траве, по зеленой мураве», а незадачливый адмирал, подняв свою Иру за бледную руку, начал с ней выписывать курбеты босиком…
Но ничего подобного, к сожалению, не произошло. Эйрини была более даже царевной, чем ее папаша царем, в ней кипела кровь неукротимых Комнинов.