JК
Византийская тьма :: Говоров Александр
Страница: 725 из 743Или такое: «Частица животворная Евсея Косорыльского, части-ица, по денарию за приложенье! Полноправным римским гражданам со скидкой!»
И наконец, потащились каракатицы — нищие различного сорта и облика, поправляя на себе фантастические увечья — восковые бельма, накладное мясо, тряпичные горбы, а один даже эпатировал публику третьей рукой. Все нищие как нищие, у одного руки, допустим, нет, у другого даже обоих, но к этому все присмотрелись. А вот этот — настоящий вундеркинд. Прямо из середины груди у него торчит голая, живая, упитанная третья рука. Народ в ужасе.
Вот является людям и сам хозяин, Торник, в новеньком скарамангии с орлами дворцового ведомства. Сытый, мудрый, печать ослиного копыта запрятана где-то на самой глубине. Как всякий вождь человеческий, окружен прихлебателями и холуями. Делает смотр своему честному воинству, одни получают подачку, другие — строгое внушение.
— Ты смотри у меня, Иконом, — угрожает он слепцу, тощему, словно египетская корова. — Ты за этого твоего мальчишку головой отвечаешь! Кто это вздумал ему внушить, что он наследник римских императоров?
Иконом, по всей видимости, не очень был и слеп, потому что кланялся хозяину в нужном направлении, прося прощения за мальчика и за себя. Торник проявил бы милосердие, ограничив наказание укорочением той цепочки, которой Момус привязан к своему слепцу. Но мальчик сам испортил всю обедню, храбро заявляя:
— А я и есть потомок римских императоров! Торника вновь лягнуло его внутреннее копыто, и он повалился на руки свиты.
И наконец, потащились каракатицы — нищие различного сорта и облика, поправляя на себе фантастические увечья — восковые бельма, накладное мясо, тряпичные горбы, а один даже эпатировал публику третьей рукой. Все нищие как нищие, у одного руки, допустим, нет, у другого даже обоих, но к этому все присмотрелись. А вот этот — настоящий вундеркинд. Прямо из середины груди у него торчит голая, живая, упитанная третья рука. Народ в ужасе.
Вот является людям и сам хозяин, Торник, в новеньком скарамангии с орлами дворцового ведомства. Сытый, мудрый, печать ослиного копыта запрятана где-то на самой глубине. Как всякий вождь человеческий, окружен прихлебателями и холуями. Делает смотр своему честному воинству, одни получают подачку, другие — строгое внушение.
— Ты смотри у меня, Иконом, — угрожает он слепцу, тощему, словно египетская корова. — Ты за этого твоего мальчишку головой отвечаешь! Кто это вздумал ему внушить, что он наследник римских императоров?
Иконом, по всей видимости, не очень был и слеп, потому что кланялся хозяину в нужном направлении, прося прощения за мальчика и за себя. Торник проявил бы милосердие, ограничив наказание укорочением той цепочки, которой Момус привязан к своему слепцу. Но мальчик сам испортил всю обедню, храбро заявляя:
— А я и есть потомок римских императоров! Торника вновь лягнуло его внутреннее копыто, и он повалился на руки свиты.