Воля и власть   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

В плечах еще переливалось давешнее напряжение, когда он несколько долгих мгновений держал раненого лося на рогатине, а тот, наваливаясь грудью, загоняя в себя глубже и глубже широкое железное острие и обливая кровью черничник, рвался к Юрию, склонял огромные лопаты рогов, с налитыми кровью глазами рыл копытами грязь и снег и уже было достал, но кованое жало, входя в жесткую плоть зверя, дошло в нем наконец до становой жилы. Кровь-руда хлынула потоком и из раны, и изо рта матерого в серо-бурой шерсти великана. И коротко замычав, зверь пал на переднее колено, согнув затрещавшую рогатину, еще раз мотанул головой, пронеся смертоносные зубья рогов едва в вершке от князева лица, и повалился на бок, подминая вцепившихся в него хортов, с визгом отпрянувших в стороны. Доезжачие мгновением спустя кинулись впереймы к зверю, у коего глаза уже замглились смертною поволокой. Бешенство взора угасало вместе с жизнью, а Юрий стоял, опоминаясь и чуть-чуть гордясь собой, успокаивая невольную дрожь в членах…

И теперь все еще — лося свалили не в сорока ли поприщах от города — чуял Юрий, как разгоряченная кровь ходит по жилам, ударяя в голову.

— Семен! — выкрикнул он, вызывая Вяземского князя Семена Мстиславича.

— Семен!

Но вместо Семена вышла навстречу Ульяния. Глянула серыми большими, словно заколдованные озера, глазами, опустила долу длинные ресницы свои:

— Пожди мало, господине, — сказала.