Воля и власть   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

— Я бы Прохора, вон, посадил на Островое! — произнес Лутоня, когда уже подъезжали к Рузе. — Дак не позволят ить! Не ратник княжой, мужик!

— А ежели к Юрию Митричу в ноги пасть, так, мол, и так! — тонким голосом, высовывая нос из пышного, капюшоном, ворота, отозвалась Мотя.

— Пасть-то, пасть, — ворчливо отверг Лутоня, — да у ево, вишь, своих зубастых хватат! Почтут выморочным, и на-поди!

— А Сергей?

— Токмо что Сергей!

Оба опять надолго замолкли. Сергей мог село передать на помин души владыке Фотию али в какой монастырь, хошь сейчас, хошь в старости…

Застать бы Ивана в живых! На то, что выстанет, оклемает, надежды не было.

От черной хвори не выздоравливал еще никто.

Перед самой Москвой (верхового за Рузой припрягли в сани коренником, а Проша сел за возницу) то и дело кони сбивались в упряжке, храпели, пятили, отступая и сторожко обходя трупы. Когда добрались наконец до знакомых ворот, в Занеглименье, чаяли, что некому станет и отокрыть ворота.

Слава Богу, старик Гаврило оказался жив. Молча завел коней, молча выпряг и только уже заведя в стаю, разгибаясь, вымолвил:

— Вовремя приехали! Сожидал! В памяти ищо…

Лутоне вдруг уже на крыльце стало страшно. Он дождал Мотю, оба, теснясь плечами, и пролезли в жило.

— Приехали! — раздался из угла скудно освещенной хоромины хриплый голос Ивана.