JК
Волшебная гора. Часть II :: Манн Томас
Страница: 114 из 136Весь этот штоф…
— О да, — улыбнулся Сеттембрини, — вкус у него весьма характерный…
— …Прекрасная старинная мебель, — перечислял Ганс Касторп, — «Пиета» четырнадцатого века… Венецианская люстра… маленький гайдук в ливрее… и шоколадного торта сколько душе угодно… Сам-то по себе…
— Сам-то по себе, — подхватил Сеттембрини, — господин Нафта такой же капиталист, как я.
— Но? — настаивал Ганс Касторп. — За вашими словами должно последовать какое-то «но», господин Сеттембрини.
— Что ж, эта публика не позволит нуждаться никому из своих.
— Какая публика?
— Ну, отцы.
— Отцы? Какие отцы?
— Да иезуиты же, инженер!
Последовало молчание. Братья остолбенели. Наконец Ганс Касторп воскликнул:
— Как, черт побери, — так он иезуит?
— Вы угадали, — не без иронии подтвердил Сеттембрини.
— Никогда в жизни я бы не… Кто бы мог подумать! Так вот почему вы величали его падре?
— Небольшое, продиктованное учтивостью преувеличение, — отвечал Сеттембрини. — Господин Нафта не принял сана. В том, что он пока еще не падре, повинна его болезнь. Но он прошел искус и дал первые обеты. Болезнь вынудила его прервать занятия теологией. Потом он несколько лет был префектом в орденской школе, то есть надзирателем, наставником, воспитателем юных питомцев. Это отвечало его педагогическим склонностям. Он может и здесь продолжать любимое дело, преподавая латынь в Фридерициануме. Он уже пять лет как находится тут. И разрешат ли ему когда-нибудь, и когда именно, отсюда уехать — совершенно неизвестно. Однако он член ордена и, если бы даже был менее тесно с ним связан, никогда не будет ни в чем нуждаться. Я сказал вам, что сам по себе он беден, вернее не имеет никакой собственности. Как же иначе, таков устав. Зато орден располагает несметными богатствами и, как видите, неплохо печется о своих.
— О да, — улыбнулся Сеттембрини, — вкус у него весьма характерный…
— …Прекрасная старинная мебель, — перечислял Ганс Касторп, — «Пиета» четырнадцатого века… Венецианская люстра… маленький гайдук в ливрее… и шоколадного торта сколько душе угодно… Сам-то по себе…
— Сам-то по себе, — подхватил Сеттембрини, — господин Нафта такой же капиталист, как я.
— Но? — настаивал Ганс Касторп. — За вашими словами должно последовать какое-то «но», господин Сеттембрини.
— Что ж, эта публика не позволит нуждаться никому из своих.
— Какая публика?
— Ну, отцы.
— Отцы? Какие отцы?
— Да иезуиты же, инженер!
Последовало молчание. Братья остолбенели. Наконец Ганс Касторп воскликнул:
— Как, черт побери, — так он иезуит?
— Вы угадали, — не без иронии подтвердил Сеттембрини.
— Никогда в жизни я бы не… Кто бы мог подумать! Так вот почему вы величали его падре?
— Небольшое, продиктованное учтивостью преувеличение, — отвечал Сеттембрини. — Господин Нафта не принял сана. В том, что он пока еще не падре, повинна его болезнь. Но он прошел искус и дал первые обеты. Болезнь вынудила его прервать занятия теологией. Потом он несколько лет был префектом в орденской школе, то есть надзирателем, наставником, воспитателем юных питомцев. Это отвечало его педагогическим склонностям. Он может и здесь продолжать любимое дело, преподавая латынь в Фридерициануме. Он уже пять лет как находится тут. И разрешат ли ему когда-нибудь, и когда именно, отсюда уехать — совершенно неизвестно. Однако он член ордена и, если бы даже был менее тесно с ним связан, никогда не будет ни в чем нуждаться. Я сказал вам, что сам по себе он беден, вернее не имеет никакой собственности. Как же иначе, таков устав. Зато орден располагает несметными богатствами и, как видите, неплохо печется о своих.