Возвышенное и земное   ::   Вейс Дэвид

Наннерль спросила:

– Почему ты его так построил?

Вольфганг пожал плечами. Он-то знал почему, но что-то мешало ему ответить.

– Adagio – это признание. Гимн любви, которая могла бы быть, но прошла стороной, – сказала Наннерль.

Значит, Наннерль тоже страдала. Он остро почувствовал свою близость к сестре и спросил:

– Разве способен человек выразить невозможное?

– Что значит «невозможное»? – отозвался Папа. – Для гения все возможно.

– Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь сочинил такую музыку для меня, – сказала Наннерль.

Но Вольфганг решительно ответил:

– Я написал ее только для себя, ни для кого другого. И смутился оттого, что выставил напоказ свои чувства.

Папа не стал упрекать сына, а только сказал:

– Надеюсь, ты сочинишь еще много подобных концертов для скрипки, это лишь начало.

– Буду стараться. – В голове уже начала слагаться новая тема.

– Можно мне взять этот концерт, Вольфганг?

– Сыграть?

– Нет, на память.

– Постойте, Папа. – Вольфганг взял партитуру из рук удивленного Леопольда, написал в самом конце: «Concerto di Violino di Wotfgango Amadeo Mozart, Salizburgo, li 12 di Sep-tembre 1775» («Концерт для скрипки Вольфганга Амадео Моцарта, Зальцбург, 12 сентября 1775 года») – и с улыбкой вручил отцу.



39



Вольфганг незамедлительно приступил к четвертому концерту для скрипки.