Время любить   ::   Эриа Филипп

Когда кожа лица плотно обтянула кости, процесс исхудания не остановился; теперь, казалось, истаяли и кости. Как перезревший плод вдруг обнаруживает совсем непохожую на него сердцевину, так на моих глазах мать, иссыхаясь, становилась неким существом, жившим где-то в глубине ее, и никто - ни я, ни другие - даже не подозревал о наличии такого существа. Словно где-то там, за этими пухлыми щеками, скрытый жирами, зажатый тугой оболочкой, издавна таился хрупкий недоразвившийся двойник, но он не умирал, он ждал этих последних дней, чтобы проглянуть на свет божий. Всю жизнь мать прятала от нас свои фотографии, снятые до замужества; даже не позволяла вставить их в фамильный альбом. "Нет, нет, я хорошенькой никогда не была". Теперь я усомнилась в этом.

Моя мать, та, от кого я столько настрадалась, столько с ней воевала, наша матушка Буссардель теперь, когда ей пришлось отказаться от своей роли, уступила место молоденькой девушке, которую всю жизнь душила в себе, предавала, а может, и просто забыла. In extremis (В последние минуты (лат.)) мать стушевалась перед юной Мари Морпэн, той, что существовала когда-то очень давно, ходила в шляпе коробочкой, в платье с пелеринкой и с косой, переброшенной через плечо.

Голос ее слабел, дикция стала хуже. Она говорила: "Чуточку пить", или "Мне зайко", или "Опять несчастье" тоном маленькой девочки, я не удивлялась, слыша, как по-детски лепечет эта иссохшая старуха, и я откидывала ее одеяло, делала все, что требуется. Одна, без посторонней помощи: так я предпочитала.