Время собирать камни. Очерки   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

) говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайныего, прежде чем тот молвил слово….При этом Алеша почти всегда замечал, что многие, почти все, входившие в первый раз к старцу на уединенную беседу, входили в страхе и беспокойстве, а выходили от него почти всегда светлыми и радостными, и самое мрачное лицо обращалось в счастливое».

Надо представить себе Россию того времени во всей сложности ее социальных отношений, быта – крестьянского, купеческого, дворянского, чиновничьего, духовенства, взаимного пересечения этих сфер, Россию с сотнями тысяч церквей, с тысячами монастырей, ярмарок, престольных праздников, венчаний и похорон, Россию многосемейную, в массе своей мало читающую или почти совсем не читающую (телевизора и радио, во всяком случае, тогда не было, равно как и журнала «Здоровье»), но Россию, во первых, жаждущую высказаться, а во вторых, жаждущую напутствующего, поучающего, успокаивающего слова. Эта жажда высказать наболевшее, и услышать исцеляющее на одном уровне породила в девятнадцатом веке и одухотворила все искусство, а на другом уровне – потоки полуграмотных или вовсе не грамотных верующих, полуверующих, сомневающихся в своей вере, колеблющихся, ищущих людей, устремившихся к умудренным старцам.

Конечно, в каждом селе был свой священник, к которому можно было прийти с исповедью и за советом. Да ведь вера верой, но надо, чтобы овященник был еще и личностью, а всегда ли он ею был? Тут много могло быть разных оттенков.