Хлеб ранних лет   ::   Бёлль Генрих

– Нет, – сказал я, – ни капельки; только после того, как это обнаружилось, получилась некрасивая история, и я не мог защищаться. Они меня простили, а. знаете ли вы, как это приятно, когда вам прощают что-нибудь, в чем вы вовсе не чувствуете себя виноватым?

– Нет, – сказала она, – не знаю, но могу себе представить, как это скверно. Нет ли у вас, – спросила она, улыбаясь, – нет ли у вас случайно еще хлеба в кармане? А что вы, собственно, с ним делаете? Кормите птиц, или, может быть, вы боитесь голода?

– Я постоянно боюсь голода, – ответил я. – Хотите еще хлеба?

– Да, – сказала она.

– Пойдемте, – предложил я, – я куплю вам.

– Можно подумать, что ты находишься в пустыне, – сказала она, – уже семь часов, как я не держала во рту ни крошки.

– Пойдемте, – повторил я.

Она умолкла и перестала улыбаться. – Я пойду с вами, – проговорила она медленно, – если вы дадите слово, что никогда больше не войдете ко мне в комнату так неожиданно и с такой массой цветов.

– Обещаю вам это, – сказал я.

Она нагнулась за дверью и отбросила кверху крючок, и я услышал, как крючок ударился о стенку.

– Это недалеко, – сказал я, – сразу за углами, пойдемте.

Но она по-прежнему стояла, придерживая спиной закрывающуюся дверь, и ждала, пока я не пройду вперед. Я пошел немного впереди нее, время от времени оборачиваясь, и только теперь я заметил, что она захватила с собой сумочку.