Закон набата   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

Окно в мир, как пишут в журнале. Включил и, пожалуйста, тебе – интервиденье. Только разница с окном та, что там видишь, что видно, а здесь глядишь, что покажут. Ну… и на столе тоже – не бедствуем. Яйца и мясо – круглый год. – Женщина замолчала, покосилась на профессора, словно прицениваясь, стоит ли говорить ему золотые слова. – Но пожалуй, скажу тебе: хорошо живем, а не радостно.

– Что же так?

– А с чего? Радоваться мне, например, с чего? Муж у меня пьяница. Да и не люблю я его. И не любила, можно сказать, никогда. Выскочила тогда по глупости. А вернее сказать, ради того, что хоть бы за этого. Сколько вон баб без мужиков живут, да помоложе, получше меня…

Разговаривали, а гармонист пилил и пялил потихонечку. Но тут, вывернувшись из прогона (как раз из того прокошинского прогона, через который мечталось в Москве войти в Преображенское с гармонью и удивить), громко застрекотал мотоцикл. Подпрыгивая на колдобинах и пыля, он наддал по короткой прямой и остановился около Раисы и Алексея Петровича.

– Мать, ты домой-то когда? Садись, подвезу.

– Это мой Слава, – пояснила Раиса, – Вячеслав. Ишь какой вымахал. Мотоцикл завел, телевизор, теперь магнитофон просит. Какую-то «Симу» ему с кассетами подавай. А за ним в Москву надо. И стоит не триста ли рублей. Почти корова. Шесть овец за одну игрушку отдай! Это что? А ты вырасти их, шесть-то овец…

Вдруг неожиданное решение вспыхнуло в сердце Алексея Петровича.